Мы с Фредериком Вильямсом приобрели для себя сельскую виллу в окрестностях города, представляющих собой гористую местность. Попутно мы насчитали двенадцать гектаров земли, окружённой дрожащими от ветра тополями, с насаженными здесь же благоухающими жасминами и омытой скромной речушкой, где всё росло само по себе. Вот именно на этой территории Вильямс и разводил собак вместе с породистыми лошадьми. Вдобавок он играл в крокет и занимался другой, но столь же однообразной деятельностью, как правило, свойственной англичанам; у меня же на этой земле располагалось собственное жильё, которым я, в основном, пользовалась в зимний период. Дом представлял собой старую развалину, но вместе с этим в нём было определённое очарование, а также имелось значительное пространство для моей фотографической мастерской и знаменитой флорентийской кровати, которая, выделяясь на окружавшем её фоне раскрашенными морскими созданиями, возвышалась прямо посередине моей комнаты. В ней я и сплю, неизменно оберегаемая бдительным духом моей бабушки Паулины, кто, как правило, своевременно здесь появившись, взмахом метлы отпугивает населяющих мои ночные кошмары детей в чёрных пижамах. Сантьяго уверенно рос в сторону Центрального вокзала, тем самым по прежнему оставляя нас в окружении покоя, гармонично создаваемого холмами и пасторальным лесом преимущественно из тополей.

Благодаря дяде Лаки, кто обдал меня своим счастливым дыханием как только я родилась, а также великодушному покровительству своих бабушки и отца, я по праву могу сказать, что моя жизнь удалась. Я располагаю денежными средствами и свободой делать всё, что только ни пожелаю. Так, я могу полностью отдаться изучению географии Чили с её характерными отвесами и обрывами, и делать то, разумеется, с фотоаппаратом на шее, как, впрочем, я подобным и занималась последние восемь или девять лет. Люди коварно говорили, мол, в данной ситуации ничего другого и не стоило ожидать; некоторые же родственники и знакомые вовсе меня чурались, а если и случайно встречали на улице, тогда притворялись, что не знали меня. Просто они не могли терпеть рядом с собой женщину, которая вот так взяла да и оставила своего мужа. Подобного рода пренебрежения не покидают меня и во сне; я вовсе не обязана быть приятной и любезной со всеми и каждым, напротив, предпочитаю оставаться таковой лишь с теми, кто мне действительно важен, а их, надо сказать, не так уж и много.

Печальный результат моих отношений с Диего, казалось бы, должен навсегда внушить мне страх к опрометчивой и ревностной любви, однако ж, на деле так не случилось.

Конечно же, несколько месяцев я прожила будто с подрезанными крыльями, изо дня в день слоняясь с ощущением абсолютного поражения, неизбежно стоя перед необходимостью играть лишь одной картой и в результате потерять всё. Вдобавок ясно и то, что я приговорена быть женщиной замужней, одновременно живя без мужа – вот почему не так то просто заново «перекроить» всю мою жизнь, как говорят мои тётушки, но данное странное моё положение даёт мне же великую свободу вести себя как только заблагорассудится. Расставшись с Диего, спустя год я снова влюбилась, а подобное говорит о том, что у меня дубовая шкура, благодаря которой я быстро восстанавливаюсь от душевных травм.

Моя вторая любовь отнюдь не была нежной дружбой, со временем перешедшей в настоящий роман, напротив, это, скорее, был просто порыв страсти, который по чистой случайности неожиданно охватил нас обоих. Надо сказать, что всё складывалось хорошо, ну, по крайней мере, до настоящего момента, а там, кто ж знает, как и что оно случится в будущем. Стоял зимний день, один из многих с характерным продолжительным и в то же время освежающим дождём, с рассыпающимися по небу молниями и таким знакомым беспокойством на душе. Дети Паулины дель Валье вместе с юристами буквоедами в который раз надолго закрылись у себя, разбираясь с нескончаемыми документами, причём было их с тремя копиями на каждый и с одиннадцатью печатями, которые я подписывала даже не читая.