— Как себя чувствует твоя старушка-мама? — поинтересовался Весельчак.

— Больна, — с грустью отозвалась девушка.

— Какая жалость, — отреагировал Весельчак и тут же весело улыбнулся своей спутнице. — Тогда, может быть, мы сможем поужинать вместе и сегодня тоже?

Она улыбнулась ему в ответ.

Бейтса никак нельзя было назвать красавцем. Ему уже исполнилось сорок. Круглолицый и румяный, он ловко распределял на макушке свои редеющие волосы, чтобы со стороны не была заметна его плешь. Днем Бейтс любил надевать цветастые жилетки, а напиваться начинал с утра. К десяти часам он уже пребывал в отличном настроении и, сидя в одном из баров «Посейдона», взирал сквозь туман на пассажиров и неизменно улыбался всем знакомым и незнакомым, проходящим мимо. В начале путешествия он накачивался алкоголем в одиночку, но вскоре ему открылось, что девушка может составить ему прекрасную компанию, ничуть не уступая в выпивке мужчине. С тех пор Бейтс и Памела стали неразлучны.

Стюард принес влюбленной парочке заказанные ими коктейли. Весельчак просиял и поднял свой бокал:

— За всех нас!

— За всех нас! — тут же поддержала его Памела.

— А потом еще по одной! — не унимался Весельчак.

Робин Шелби изобрел новую игру. Он клал на столик круглую булочку, придерживая ее пальцами, а когда судно начинало кренить на левый борт, отпускал и с восторгом наблюдал за ней: катясь, как колобок, она достигала края столика и останавливалась, удерживаемая специальной сеткой.

«Посейдон» начал крениться влево, и этому, казалось, не будет конца. Сейчас угол наклона судна был таким острым, что даже булочка Робина, перепрыгнув через сетку, слетела на пол. Все предметы в обеденном зале, не прикрученные к полу, пришли в движение. Перезванивались тарелки, ножи, вилки и стаканы, сталкиваясь один с другим и с деревянными бортиками по краям столиков. К этой диковинной музыке присоединялось побрякивание разноцветных игрушек, украшавших рождественскую елку.

Пятнадцатифутовая лесная красавица стояла в кадке с песком, надежно привинченным к полу зала, но на этот раз и она угрожающе накренилась вместе с «Посейдоном», который, казалось, уже никогда не выпрямится.

— Мэнни, ты только посмотри! — в ужасе воскликнула Белль Роузен.

За их окном, всегда такое голубое и беззаботное, золоченное солнцем море, подступило к самому стеклу, к которому наклонилась чета Роузен вместе со своими стульями. Белль вцепилась в край столика так, что кольца врезались в ее короткие и толстые пальцы.

Робин перестал веселиться. Мальчик понял, что это уже становится не игрой. Он не на шутку перепугался и не закричал ни «Ух ты!», ни «Вот здорово!», а только ухватился за свой стул, чтобы не свалиться, и выжидающе посмотрел на отца. За столом воцарилась тишина. Лицо Мюллера тут же покрылось красными пятнами, когда его придавило к стеклу окна. Он был уверен, что сейчас судно определенно ляжет на левый борт.

Столики в тот день обслуживали два стюарда. Петерс, более высокий и худощавый, проходя между столиками и стараясь удерживать равновесие, привычно воскликнул:

— Все в порядке, сэр!

Эйкру, его напарнику, пришлось ухватиться за спинку ближайшего стула. Однако он тоже успел при этом произнести:

— Наш пароход обязательно выпрямится. Так всегда бывает, поверьте! Мы уже привыкли.

Казалось, огромное судно никогда еще не стонало и не скрипело так натужно, как в этот раз, медленно, через силу, выпрямляясь.