Этот глупый немец так ничего и не запомнил толком. Клаусу дали чая, и он трясущимися руками сжал горячую кружку, расплескивая чай, пытался сделать хоть один глоток, но это ему не удавалось.
К трем часам ночи немецкий конвой оказался в Смоленске, и у Клауса Фишера появилась возможность добраться до телефона, которым он не замедлил воспользоваться. Телефонный звонок поднял Рычагова с постели. Он взял трубку и услышал взволнованный голос Фишера:
— Геннадий, Геннадий, сплошные неприятности.
На нас напали!
— Кто напал, где?
— Бандиты, ваши, русские.., напали на нас. Нас всех чуть не убили. Машины привели в негодное состояние, все порезали, поломали, сиденья все вспороли, но ничего не забрали. Ты можешь это как-то объяснить?
Рычагов потряс головой, пытаясь прогнать сон. А Сон до этого у него был сладкий и глубокий.
— Ты-то сам хоть жив? — спросил Рычагов. — У тебя все в порядке?
— Все в порядке. Только я полчаса пролежал на снегу и, наверное, простыл.
— Прими аспирин, — посоветовал Рычагов каким-то бесстрастным голосом и почувствовал, что его тело покрывается холодным липким потом.
— Какой к черту аспирин, — кричал в трубку Клаус, — мне бы водки!
— Какие проблемы, возьми и выпей. Все же обошлось? Ты сейчас где?
— В Смоленске, в гостинице. Нас уже допросили.
Машины, сказали, помогут отремонтировать и заправят горючим. Так что на Рождество к семье скорее всего я опоздаю.
— А может, и не опоздаешь, — безучастно произнес Геннадий Рычагов.
"Черт подери, — подумал он, — это же надо! Кто узнал, как узнал? Я никому не говорил. Дорогин… Дорогин…
Кстати, где этот долбаный Муму, ведь это все из-за его денег!"
И, бросив трубку, Рычагов из спальни побежал в ту комнату, где спал Дорогин. Тот лежал поверх одеяла с книгой в руках.
— Ты чего? — спросил он, взглянув на перекошенное от страха лицо Рычагова. — Кошмар увидел, что ли? Две дощечки увидел во сне?
— Какие на хрен дощечки!
— От крышки гроба.
— Фишера пытались убить!
— Какого Фишера?
— Клауса Фишера.
— Да, ты говорил.
— Срочно надо перепрятать деньги.
— Объясни толком, — Дорогин сел на кровать, отложил в сторону книгу, поискал глазами зажигалку. Та лежала рядом с ножкой кровати. Он взял ее, подбросил, ловко поймал, зажег, прикурил сигарету.
— Ты закури, Гена, закури и не нервничай. Объясни толком, что к чему.
Рычагов принялся объяснять то, как он договорился переправить деньги вместе с Клаусом Фишером в Германию на приобретение клиники, как пришел факс от руководства миссии. Дорогин внимательно выслушал, затем поднялся, зло раздавил окурок в пепельнице.
— Знаешь, Рычагов, ты болван.
— Почему?
— Да потому, что надо было бы посоветоваться со мной. Я же говорил тебе, деньги — это страшная вещь, с ними надо быть предельно осторожным. А ты где-то что-то, наверное сказал.
— Знал только Фишер.
— А ты ему доверяешь?
Рычагов задумался, долго моргал глазами.
— Я его уже давно знаю, он пять лет возит мне гуманитарку. Он жил в моем доме, ел со мной за одним столом, я у него гостил много раз.
— Ну вот и догостился. Я бы еще понял, если бы он взял деньги, а потом на него напали.
— Но ведь деньги здесь, у меня.
— Да, действительно, дела плохи, — Дорогин принялся натягивать свитер. |