Вставив большие пальцы под ремень, он воинственно смотрел на нее с высоты своего роста, очевидно, ожидая возражений. Когда Ганна чуть заметно кивнула ему, глаза Крида сузились от подозрения. Передернув плечами, он повернулся и большими шагами углубился в темно-синюю тень деревьев.

Наблюдая за удалявшимся Кридом, Ганна вздохнула. «Он передумает, я уверена в этом. Несмотря на его яростное сопротивление и резкие слова, у него, должно быть, доброе сердце, иначе он не помогал бы нам. Возможно, его грубоватость — только прикрытие тех нежных свойств натуры, которые он старается скрыть».

Она изменила свое первоначальное мнение о Криде Браттоне и теперь уже не думала, что какой-то незнакомый недуг делает его столь суровым. Нет, в нем жила простая человеческая горечь и обида — боль незаживающей раны.

Они остановились на поляне, окруженной полукруглой плотной стеной елей, сосен и лиственниц, а с другой стороны этот круг замыкала отлогая скала, и было немного страшно, что с нее могут упасть камни. Но Крид успокоил ее, что каменный дождь намного безопасней вражеской атаки. Измученные ребятишки разлеглись на своих одеялах и, как щенки, прижались, согреваясь друг об друга. Было холодно, но Крид не разрешил разжигать костер.

— Сейчас не очень холодно, — заявил он. — И нет смысла напоминать вам, что «Черноногие» за сотни миль учуют нас по дыму от костра.

Передернувшись, Ганна согласилась. Сев на сваленное дерево, Ганна стала расплетать свою длинную косу — ночной ритуал привычный до боли и успокаивающий в этой страшной ситуации.

Теперь она осталась одна в компании спящих детей. Ганна постаралась отогнать от себя воспоминания сегодняшних событий. В ожидании Крида она разбирала руками волосы, прислушиваясь к звукам вокруг себя. «Он ведь вернется, неужели нет?» — засомневалась Ганна.

Она положила подбородок на согнутые колени и сидела так, улавливая малейшие звуки, издаваемые их лошадьми. Ей казалось, что в таком положении она сидит уже несколько часов, вглядываясь в бездонную темноту, которая становилась все чернее, пока все вокруг не скрылось в кромешной мгле. И если бы не отблески лунного света, ужас полностью овладел бы ею. Воспоминания тех длинных часов, проведенных в темном подвале, были еще очень живы и слишком реальны. В ушах до сих пор эхом раздавались выстрелы и крики…

Резко поднявшись на ноги, Ганна затянула свои длинные волосы толстой тесемкой и натянула одеяло на плечи. Она должна оставаться деятельной — не терять присутствия духа даже в безвыходном положении. Как же еще ей сохранить силы для детей?

Она стояла в нерешительности, дрожа на ночном холоде и высматривая в темноте Крида Браттона. Она не настолько глупа, чтобы паниковать.

Крид Браттон был ужасно раздражен, когда ему пришлось взять их под свою опеку, но он не сможет бросить ее и детей.

Услышав едва различимый шорох шагов по земле, покрытой ковром из прошлогодних листьев и сломанных веток, она напряглась, и по спине побежали мурашки: «Человек или животное?»

— Мистер Браттон? — в волнении окликнула она. Ее голос дрожал, когда она повторила еще раз, но ответа не последовало.

Сейчас начинался сезон, когда матери-гризли собираются в стадо. Она вспомнила рассказ одного неудачника, столкнувшегося однажды с огромной мохнатой горой с острыми, как бритва, зубами. Медведица чуть не загрызла его. Но обычно гризли не охотятся по ночам.

Ганна на ощупь поискала вокруг себя что-нибудь на случай атаки и подняла с земли сук, с прилипшими к нему полусгнившими листьями, которые она скинула дрожащей рукой.