Но Крид ждал, играя с ней, лаская ее грудь. Он ждал того момента, пока не сможет больше терпеть, пока не взорвется от обладания ею, а потом рванулся вперед, чтобы слиться с ней воедино.

На потолке неожиданно появились вспышки множества крошечных звездочек, казалось, тело Крида состоит из воздуха и звездной пыли. Это было колдовство — сладкое, но колдовство. Она была подхвачена на облако и перенесена к звездам. Их ожидал почти недосягаемый апогей, к которому они оба стремились. Когда он пришел, Ганна была окутана в бархатный туман безумных ощущений, захвативших ее целиком, поглотивших ее, поднявших к вершинам и оставивших ее там в восторженном блаженстве.

Оглушенная реакцией своего тела и запоздавшим укором совести, Ганна лежала в объятиях Крида, едва слыша его бормотания слов любви — слов, в которые он не вкладывал, конечно, никакого смысла, а так просто, чтобы облегчить минуту разочарования, когда страсть прошла, и вновь наступила реальность.

Когда вихрь новых, еще странных для нее чувств, угас, Ганна лежала совершенно обессиленная в объятиях Крида, начиная сознавать, что же она опять наделала.

Горячий пресс слез сдавил нос и глаза, и она быстро заморгала. Опять слезы — ее обычная реакция на любой шок. Когда она научится быть мужественной и безразличной — или этого никогда не случится? В ее жизни слезы никогда не были эффективной защитой перед лицом опасности и не решали никаких кризисных ситуаций. В самом деле, слезы никогда не действовали ни на кого, включая и Крида Браттона.

Отвернувшись, она боялась посмотреть на Крида. Он лежал, обратив свое лицо к ней, его длинные ресницы оттеняли загорелые щеки, а рот так и остался в легкой усмешке. Как он осмелился спать с таким умиротворением, когда ее грызут вина и совесть?

Она толкнула его согнутым пальцем.

— Крид.

Он зевнул в ответ и открыл один глаз.

— Что?

— Просыпайся.

— Зачем? — Веко снова опустилось, закрывая черный глаз, и он прижал ее к себе.

— Тебе надо уходить, — прошептала Ганна, а рот свело от боли при этой мысли. — Это нехорошо, что ты здесь со мной как… как этот…

Открылись оба глаза, а его рука лениво провела по ее животу и легла на грудь.

— Да. А почему бы и нет?

— Ты знаешь, почему.

— Я знаю, почему некоторые местные могут так думать, но не ты. Отчего ты прогоняешь меня, милая моя Ганна?

«О, я не хочу, чтобы ты уходил! Я хочу услышать от тебя добрые слова, слова, которые свяжут нас навсегда…»

Выбросив из головы свои надежды и будучи уверенной в своей правоте, она произнесла хриплым голосом:

— Это против Божиих заповедей, Крид.

— Но соответствует Книге Бытия, — сказал он. — Бог создал мужчину и женщину — «…мужчину и женщину сотворил их; и благословил их…»

— Это неправильно с точки зрения Второзакония… — печально повторила она. — Те, кто…

— Черт возьми! Не смей мне цитировать этих «те, кто», Ганна Макгайр! — вспыхнул он, глядя на нее. — Я живу своей жизнью и не собираюсь продолжать ее по их заповедям.

Ганна была ошеломлена его злобой и боролась с желанием броситься ему в объятия — прильнуть к нему и просить любить ее. Но не смогла. Это было неблагоразумным и могло кончиться плохо. Между ними должно возникнуть большее, чем простое сладостное стремление обладать друг другом.

— Хорошо, — мягко согласилась она. Слезы застряли в горле и приглушили ее голос: — Я не буду больше ничего цитировать тебе, Крид, но больше и не пойду на это.