– Остров, скрытый от человеческих глаз… – медленно повторил Кадмиамун. – Ты, Тен-Урхи, еще храбрее, чем я думал! Или безрассуднее… Конечно, я помогу тебе, рапсод, но сначала ты должен узнать, от чего отказываешься. Идем!

    Они зашагали к сараю, к суетившимся там мастеровым, к пылающим факелам и лампам, к большому горну, где ревело пламя, к трубам, что тянулись по земле к чему-то огромному, бесформенному, вяло шевелящемуся над большой продолговатой корзиной, сплетенной из тростника. «Аэростат, – подумал Тревельян, – боже мой, аэростат! Без вмешательства ФРИК, без идей, подброшенных извне, без всяких подсказок! Ну и Кадмиамун, магистр из семьи пиратов! Своим умом дошел!»

    – Ты, должно быть, удивишься, – сказал Кадмиамун, остановившись поодаль и глядя на темную взбухающую массу, – но вспомни, Тен-Урхи, о сколь поразительных вещах мы говорили сегодня. О трубе, что делает близким далекое, о яростной горючей жидкости, о стрелке, что всегда показывает в одну и ту же сторону… А этот большой мешок, надутый теплым воздухом, может подняться в небо. И не только подняться, но лететь по ветру и нести груз, десять человек в корзине и несколько камней. – Он резко повернул голову: – Ты мне веришь? Или думаешь, что старый магистр выжил из ума?

    – Верю, мой господин, и я в изумлении. Как не верить? Прошлой ночью я видел что-то огромное, заслонившее звезды… Это был твой летающий мешок?

    – Да. Я с помощниками поднимаюсь в небо по ночам.

    – Чтобы вас не видел солнечный глаз Таван-Геза?

    Кадмиамун рассмеялся:

    – Поверь, Тен-Урхи, бог видит солнечным и звездным глазом одинаково прекрасно! Если бы он разгневался на меня, то сжег бы молнией семнадцать лет назад, когда я впервые надул четыре маленьких мешка и оторвался от земли. Но он этого не сделал, и, значит, человеку дозволяется летать! Пока ночью, чтобы никто не увидел, не напугался, не донес… Люди, знаешь ли, не столь умны и милосердны, как боги.

    «Семнадцать лет! – послышался голос командора. – Он летает уже семнадцать лет! Лихой парень!»

    «К сожалению, не парень, а почти старик. Люди этой расы живут недолго», – с грустью отозвался Тревельян. Словно подслушав его мысли, Кадмиамун сказал:

    – У меня есть хорошие мастера, целая сотня, но ни один из них не сядет рядом со мной в корзине, ибо их страх сильнее любопытства. У меня есть храбрые помощники, немного, но есть, и они летают со мной. Мне осталось мало лет, и лучшему из них я завещаю свои богатства и свое дело. Хочешь стать им, Тен-Урхи?

    – Хотел бы, мой господин, но у каждого из нас, у тебя и у меня, своя дорога. Если я вернусь с того острова… – Тревельян почтительно склонил голову и сменил тему: – Ты говоришь, что твой мешок летает по ветру? Однако ночью я видел его над лесом, а теперь он здесь. Как такое возможно?

    – Ветры переменчивы, но в небе, как в море, есть свои течения, их можно найти, когда летаешь выше или ниже. Горло мешка открыто, и под ним стоит жаровня. Положи в нее уголь, зажги его, выбрось из корзины камни, и мешок поднимется, а если станет холодно, он станет опускаться. Я уже знаю, какие ветры дуют над морем, над Шо-Ингом и Тилимом на разной высоте и как поймать нужный ветер.

    – Ты летаешь даже над морем и Тилимом? – На этот раз Тревельян был на самом деле поражен.

    – С Пан-Тиком и Сорадом, моими помощниками, я добирался до границ Шии, – с гордостью промолвил Кадмиамун.