Она вспомнила, как часто отец рассказывал ей о сражениях и битвах.

«Быть храбрым, — говорил он, — не значит не бояться. Это значит — не показывать страха. Самый храбрый человек может испытывать страх, когда встречается с более сильным противником, со смертью, с роковыми обстоятельствами. Но он продолжает борьбу и никогда не отступает. Вот почему, Андора, англичане всегда побеждают. Они продолжают сражаться!»

«Ни за что не покажу им, что я боюсь», — решила она. И вдруг ей пришла в голову мысль притвориться, что ей наконец пришлась по вкусу романтическая игра, в которой таинственный и влюбленный деревенский пастушок жаждет свидания с ней.

Дрожащими губами она улыбнулась.

— Но вы совсем заинтриговали меня, — погрозила она пальчиком. — И что же ждет меня в конце нашего путешествия?

— Это вы скоро узнаете, — ответил Гилберт. — Нам осталось проехать совсем немного.

Лошади начали спускаться вниз по склону и вскоре встали. Гилберт раздвинул занавески.

— Здесь очень грязно, — сказал он, — Пожалуйста, будьте благоразумны и позвольте мне нести вас на руках.

— Отличная идея, — ответила Андора, все еще пытаясь поддерживать легкомысленный тон.

Она сидела с завязанными глазами, не осмеливаясь снять повязку, и каждой клеточкой своего тела умирала от бессилия и от желания понять, что происходит и куда они едут.

Она услышала, как Гилберт спросил:

— Все готово?

И чей-то грубый голос ответил:

— Да, сэр.

Гилберт поднял ее на руки и понес по какой-то неровной дороге. Затем послышался плеск воды, удар весла, и она очутилась, по-видимому, в лодке. Голос Гилберта произнес:

— Садись на корму, Чарльз.

Затем кто-то подошел к борту, лодку оттолкнули, и весла ударили по воде.

Ей казалось, что лодка большая, что на веслах сидят двое и они быстро гребут через реку.

Неужели ее везли на борт корабля? Для чего? Она не спрашивала, зная, что не получит ответа, и, кроме того, голос ее мог сорваться, и они тогда узнают, как ей страшно.

Она думала об отце и сожалела, что он не знает, в какой она опасности. Она вспоминала фрейлин, весело болтающих перед выходом к королеве. Потом она подумала о сэре Хенгисте. Ее душа рвалась к нему, умоляя о помощи. Он должен прийти и спасти ее, как уже спас однажды. Всем сердцем она заклинала его: «Спаси, спаси меня!» Она почти вслух произносила эти слова. Ее вера была так сильна, что она знала: он найдет ее, где бы она ни была. Затем она вспомнила, как они расстались, его презрение к ней, утраченную ею его доброту и участие, и низко опустила голову. И все же даже эти горькие мысли о нем были для нее облегчением. Она вспомнила, как он сражался в отрядах Дрейка. Как он боролся и убивал врагов, чтобы только вернуться в Англию. Вернуться, чтобы встретиться с ней!

До нее впервые дошел смысл случившегося. Она захвачена и увезена прямо из дворца. Кто-то отчаянно в ней нуждается и идет на самые отчаянные меры. Кто?

Вдоль реки дул холодный ветер. Чтобы не дрожать, она плотно закуталась в плащ. Согревшись, она окончательно решила: все это, должно быть, все-таки шутка. Кому она нужна? Что она собой представляет? В этой проделке нет никакого смысла. Как сказал Гилберт, действительно в нее влюбился какой-то безумец.

Но единственный человек, к которому можно было отнести эти слова, был… Нет, она не могла поверить, чтобы лорд Мертон был замешан в этом.

Борт лодки заскрежетал обо что-то, — похоже, это набережная.