— Надоело с книгой на диване валяться. А ваш друг кто?
— Инженер, электронщик.
Хозяин поцокал языком.
— Я думал — художник. Станет иногда и по часу картины разглядывает. Или вот давеча на снег смотрел.
— Это в традициях япон… — Сухов остановился. Не то, чтобы он побоялся проговориться, хотя они с Такэдой и решили поменьше говорить о себе, но вопросы Ивлева вдруг перестали ему нравится. Вспомнился термин Толи — вселение. Уж не вселился ли в старика кто‑нибудь из те х, из группы СС? Впрочем, ерунда! Старик действительно заскучал.
— Созерцание картин требует ума и вкуса, — добавил Никита, искусно меняя тему разговора. «Как и танец», — добавил он мысленно.
— Да это уж конечно, — пробормотал Федор Полуянович. — Извините, что напал так сразу, с порога. В шахматишки не перекинемся?
— С удовольствием. — Никита собирался лечь спать пораньше, но отказать старику не решился. В зеркале прихожей отразилась его физиономия, и танцор задержал на ней взгляд. Твердые губы, сосредоточенный взгляд — лицо человека озабоченного и сильного.
Надо же, как изменили его обстоятельства!
Отражение вдруг заколебалось, кивнуло и снова успокоилось.
Никита даже глаза вытаращил, потом качнул головой — привиделось. Но заноза в душе осталась: подсознание сработало не зря, что‑то изменилось в окружающем мире, сдвинулись невидимые колеса судьбы, и над будущим Сухова нависла тень…
Несколько дней он старался никуда в свободное время не ходить, даже в магазины, проверял надежность своих ощущений. И, как оказалось, не напрасно.
Сначала в дом Ивлевых заявился некий незнакомец, представившийся другом Сухова. Поскольку танцор остановился у Ивлевых под именем Петрова, Федор Полуянович ответил, что Суховых у них отродясь не проживало, и осведомился, с кем имеет дело.
Мужчина — лет пятьдесят — вдруг сделал вид, что не понимает, как сюда попал, начал озираться с изумленным видом, бормотать что‑то насчет головной боли и, извинившись десяток раз, ушел в полной растерянности. Федор Полуянович передал Сухову этот разговор в лицах, с юмором, и Никита даже посмеялся вместе с ним, хотя в душе у него все сжалось. Не надо было иметь семи пядей во лбу, чтобы определить вселение. Функионеры СС вышли на Хабаровск, а это означало, что они не поверили в гибель танцора и его друга исключили свои поисковые системы.
Стиснув зубы, Никита продолжал ходить на тренировки, утроил осторожность, заставил работать интуицию и нервную систему сверх нормы. И
— о чудо! — утомляться он стал меныцг. Словно сами собой подключились резервы организма, при обычной жизни дремлющие в неподдающихся сознательному управлению «акку муляторах».
Ни молодежных шаек, ни бандитских групп, ни профессионалон преступного мира, работающих в одиночку, Сухов уже не боялся поверив в свои силы, может быть, чересчур рано и с изрядной долен самоуверенности. Но тем не менее, эта уверенность отразилась в его облике: фигура танцора стала внушать уважение, скрытую силу, так что многие инциденты удавалось тушить просто взглядом Преобразилась и его походка. Если раньше он ходил, как танцор и гимнаст, чуть ли не на пуантах, привыкнув к мелкому шагу с вытянутым вперед носком, то теперь шаг его стал широк, стремителен упруг и гибок, так что даже по снегу он шел почти бесшумно и ловко, словно собираясь прыгнуть в любой момент.
Второй «звонок» прозвучал в четверг двадцать девятого ноября, когда Сухов возвращался поздно из АПР, где занимался фехтованием под руководством Зленского. Автобус шестого маршрута был почти пуст, ехали всего человек шесть: две женщины, старик, пара — юноша и девушка, и сам Сухов. И вот в автобус ввалилась веселая компания парней — танцор насчитал восемь душ — и со гнала с передних сидений женщин, предложив и парочке поискать другие места. |