Дом пришел в запустение, но больше всего заброшенность ощущалась в саду. Появился старый садовник с молодыми помощниками, объявил, что они подготовят сад к празднику открытия «Сэцугоан». Договорились, что к работе приступят незамедлительно, чтобы сад выглядел как прежде.

Каждую свободную минуту Кадзу выходила в сад, наблюдала, как весь день стригут газоны, подрезают деревья, и радовалась. Ночью ухала сова, днем Кадзу заметила силуэт коршуна, гнездившегося на сосне. Когда срезали сорную траву, в глубину сада бросились, спасаясь бегством, куропатки. Беспорядочно раскинутые ветки индийского боярышника усеивали лиловые плоды, но кое-где виднелись увядшие белые летние цветы – они сохранили слабый, изысканный аромат. Живая изгородь, в которой красовались алые листья азалий, бросала изящную тень на старые въездные ворота.

Кадзу день за днем смотрела, как чудесным образом преображается сад, и ей казалось, что облик его, проявляющийся постепенно, словно при нагревании симпатических чернил, не похож на прежний. Конечно, он был все тот же, но отличался от сада, который она раньше держала в ладонях и в мельчайших подробностях запечатленного в памяти. Прозрачный, знакомый до последнего уголка сад исчез. Каждое дерево, каждый камень размещались там, где должны были находиться изначально, эта картина прекрасно сочеталась с привычным, прочно укоренившимся в душе ощущением, но сейчас связь между внешним видом и внутренним образом исчезла.

Газонную траву коротко подстригли. В хаотично разросшихся кронах деревьев появились просветы и завиднелось ясное небо. Медленно проступавшая сущность сада была прекрасна, как женщина, которая неспешно пробуждается, освобождается от туманных грез. Да, внешне его черты удивительно походили на те, что Кадзу знала и любила, но все-таки это был не тот мир, где ей знаком любой штрих.

В один из дней шел дождь, и садовник взял выходной. К вечеру прояснилось, и островок Наканосима, заросли бамбука на нем, вода в пруду засверкали под лучами солнца. Беспокойный, рассеянный свет повис в окрестностях пруда, и сад вызвал у Кадзу незнакомую зловещую радость. А утром сосна, окутанная туманом и тянувшая оттуда свои ветви, всколыхнула какие-то неприятные воспоминания.

Ямадзаки прислал ответ на длинное письмо, которое написала ему Кадзу.

Она вышла в сад, собираясь теплым и ясным осенним днем прочитать его послание там.

Пруд Тацуми сиял на солнце, спокойная темная зелень гигантского каменного дуба, окруженного старыми могучими соснами, каштанами, железным деревом, буками, горой вздымалась на фоне рощи. И только украшавший широкое поле газона каменный фонарь, пока ресторан не работал, покрылся патиной времени – теперь, когда вокруг тщательно подстригли траву, он особенно бросался в глаза. Небо было чистым, меж ветвями деревьев мелькали изящные перистые облака.

Сад, который прежде выглядел тесноватым, на глазах распускался, будто поставленный в воду цветок, превращался в огромный мир, полный непостижимых загадок. Растения и птицы жили на воле, но вели себя тихо, во множестве находились вещи, неизвестные Кадзу. Может, с сегодняшнего дня она станет понемногу приносить их домой, раздробит в ступке. Ладонями, пальцами ощутит их, как растертые лекарства, и когда-нибудь свежий незнакомый материал, из которого они сделаны, безмерно ее обогатит.

Кадзу, ступая по полоскам солнечного света, пробивающегося сквозь кроны деревьев, прошла к садовой скамье, села и развернула письмо.

Сердечно благодарю Вас за письмо и приглашение на праздничное торжество по случаю возобновления работы «Сэцугоан». Может быть, с моей стороны это прозвучит нелепо, но позвольте мне принести Вам свои искренние поздравления.

В своем письме Вы совсем не касаетесь недавних печальных событий, пишете все больше о саде, который приводят в порядок к открытию ресторана, и мне понятен Ваш душевный настрой.

Последние несколько лет Вашу веру в людей основательно подорвали, волнения и тревоги сменили душевное спокойствие.