|
Кстати, я бы не стал называть их дикарями, так как это обычные люди старого режима или те, у кого нет средств на корабль. – Они дикари, Марков. Все люди, живущие в этих постройках, в этих городах, как ты их называешь, – дикари. Тебе повезло, что она не съела тебя. И отдай мне, наконец, мою кружку. Марков поспешно отхлебнул и передал кофе Густаву. Тот недовольно сморщился, но ничего не сказал. Откинулся на когда-то синюю, а теперь пыльную, но все же разноцветную и пеструю стенку, сделал большой глоток с другого края кружки и блаженно выдохнул. – Ну, так вот. Эта девушка, ее звали Арина, она выходила меня. В какой-то момент я понял, что влюбился. Но я был таким же дураком, как и ты, только не обижайся. Я был дураком, странником, вольной птицей. Меня манили все эти просторы, я должен был двигаться вперед, не мог сидеть на одном месте. Знаешь ли, сейчас я уже жалею об этом, но тогда я был по-дурацки решителен. И ночью я уехал. Не скажу, что это вылилось в романтичную ситуацию, что, мол, она проснулась утром, а меня нет, только мой трепетный запах и записка с признанием в любви. О нет, я бежал трусливо, в гари и грохоте. Мотор моего корабля после той перестрелки здорово троил, и я, наверное, разбудил весь город своим отбытием, как только включил зажигание. – У тебя всю жизнь был один корабль? Тот, который взорвался? – Да, я не слишком богат, – задумчиво сказал Марков. – И вот я поехал назад. Мне уже не хотелось видеть эту Эйфелевую башню, я ехал к себе на родину. Опять по Европе, только в другом направлении. Здесь-то и вся соль. Европа здорово отличается от России. Я не скажу, что там все медом намазано, нет. В конце концов, ведь именно в Европе мне прострелили плечо, которое ноет каждый раз, когда начинается гроза. – Кстати, сейчас не ноет, а то я зонтик потерял? – Сейчас нет. Но погоди, дай я закончу. Любой русский город опасен. Я бы не стал там задерживаться. Меня настораживает даже эта остановка, но вряд ли рядом здесь есть более или менее большой город, так как он не отмечен в навигации. Русские города опасны для чужаков, запомни. Их жители не любят, когда кто-то пытается влезть в их жизнь. И вряд ли они были бы рады, если бы узнали, что ты называешь таких, как они, дикарями. Я встречал немало русских странников, они получше городских жителей. Но все немного сумасшедшие. И не любят иньеру, разговаривают на своем. – А ты русский не знаешь? – Немного. Все же у нас общие корни. Но в наше время глупо знать какой-то местечковый язык, когда ты можешь повстречать кого угодно. Например, азиаты болтают не пойми о чем, и лучший для них язык – это язык пули. Не раз проверял на своей шкуре. – Да уж. Густав сполз по стенке еще больше вниз, поставил кружку на живот и вытянул ноги. И хотя на них были надеты удобные полуботинки, он все равно почувствовал усталость и легкую вибрацию в ступнях. Так всегда бывало после долгих переездов. Он положил ногу на ногу, сделал большой глоток и прислушался. Ничего, кроме монотонного пения сверчков и шума ветра, стелющего траву по земле, не было слышно. – Пойду отолью. – Марков поднялся со скамейки, брезгливо отряхивая зад от пыли. – Погоди. Держи. – Густав потянулся и достал из рюкзака второй фонарь, включив его. – Если чего или кого увидишь, то кричи, не вздумай сам лезть в лапы лягушки-убийцы. – Я тебе не говорил, что ты тот еще шутник? – Ох, кто мне этого не говорил, старик! Ты даже себе не представляешь. Кстати, ты далеко не ходи. На борту корабля есть влагоприемник. Отлей в него, воду беречь нужно. Пить не пить, но в качестве технической она идет неплохо. – Я не могу. – Марков угрюмо и нервно повел щекой, как будто его укусила пчела. – Почему? – Потому что я ссу кровью. Не останавливаясь, он побрел за остановку, освещаемый фонарем. |
