— Как мне тебя называть? Александр?

— Просто Алекс.

— Алекс. Мне нравится. Алекс. — Некоторое время она смаковала имя, потом сказала: — Если ты не убивал Робин, тогда кто ее убил?

— Я и пытаюсь это узнать.

— Но ты ведь пошел с ней той ночью, ведь так? В «Максфилд»?

Я познакомил ее с краткой версией событий, происходивших в ту ночь и на следующее утро. Я рассказал ей, как ко мне вернулась память, как я со всей ясностью понял, что нож сжимала чужая рука, как другой человек сделал так, чтобы вина пала на меня. Она вслушивалась в каждое слово, не спуская глаз с моего лица.

Когда я закончил говорить, мы довольно долго стояли в этой маленькой комнате и глядели друг на друга.

Она в конце концов произнесла:

— Знаешь, это, наверное, безумие, но я тебе верю.

До сих пор ни один человек не сказал этого.

На Восьмой авеню мы поймали такси. Она сказала, что в гостинице нам оставаться нельзя, что это небезопасно.

— Есть одно место, там безопасно. Господи, я, наверное, сошла с ума. У меня квартира на Восемьдесят девятой улице, я никогда и никого туда не вожу.

И вот мы ушли из отеля и взяли машину. Я сел так, чтобы водитель не видел в зеркале моего лица. Она назвала ему адрес, и он принял нас за солдата и шлюху, которым нужно добраться до постели. Мы сидели, храня гробовое молчание, пока таксист не высадил нас на Восемьдесят девятой улице, между Коламбус-авеню и Амстердам-авеню.

Когда он уехал, получив с нас положенную плату и чаевые, она взяла меня под руку.

— Нужно пройти еще квартал в сторону парка. Если потом он вдруг и вспомнит твое лицо, то все равно не сможет назвать точного адреса.

Об этом я не подумал.

Мы прошли к дому, где она жила, — здание из коричневого кирпича в ряду других таких же. Ее квартира находилась на четвертом этаже. Мы поднялись по лестнице, и она ключом открыла дверь. Когда мы вошли внутрь, она заперла дверь и закрыла ее на дополнительный запор — стальной засов уходил в плиту в полу и припирал дверь.

— Я не пью, поэтому спиртного у меня тут нет. Могу предложить кофе.

— Не беспокойся.

— Нет, я приготовлю кофе. Садись, я сейчас.

Она ушла на кухню, и я услышал, как потекла вода. Я стал осматриваться в гостиной. Мебель была старая, ковер потертый, но в целом комната выглядела уютной. Я подошел к окну. За ним была глухая стена вентиляционной шахты, но я все равно задернул штору.

— Вода кипит, — сказала она. — У меня только растворимый, надеюсь, ты не против.

— Я пью растворимый.

— Молоко, сахар?

— Просто черный.

— Ты как я. Только я еще всегда кладу кубик льда, так быстрее остывает. Хочешь, положу тебе лед?

— Давай, попробую.

С чашками черного кофе мы уселись на диване. Она поджала под себя тонкие ноги, и я на мгновение подумал, что у меня дежа-вю. Через минуту я понял, в чем дело: два дня назад точно в такой же позе сидела Линда.

Она сказала:

— Я живу здесь уже почти три года. До сих пор я никого сюда не приводила. Даже когда был весь этот шмон и в гостиницы не пускали вообще никого, даже тех девушек, которых они хорошо знают. Я всегда смогу найти другую гостиницу, куда меня пустят, например на Двадцать третьей. А если нет, я лучше пропущу ночь, но сюда клиентов приводить ни за что не стану.

— Я польщен.

— Ты — другое дело. Сам знаешь, тебе опасно находиться рядом с Таймс-сквер. По-моему, ты здорово придумал с формой, но даже так тебя рано или поздно узнают. А здесь тебя не знает никто. Кроме меня.

Я зажег нам сигареты.