Не зажигая свет, мы вошли в спальню и разделись. Она сняла покрывало, и мы легли на кровать.
— Не сразу, но мы все-таки добрались до постели. Кто мог подумать?
— Тсс...
— Алекс...
Мы поцеловались, она прижалась ко мне, и я ощутил ее невероятную мягкость. Каждый сантиметр ее тела был мягким и гладким. Я не мог от нее оторваться. Я трогал ее грудь, живот, спину, ноги. Мне нравилось, какие они на ощупь.
Она лежала совсем тихо, закрыв глаза, тело расслаблено в сладкой истоме героина, а я тем временем «пел гимны» всем прелестям ее плоти. Я гладил ее и целовал ее, и наконец ее тело стало сладко подрагивать, дыхание установилось в такт этим движениям. Она стала тихонько постанывать, тоненько, еле слышно. Я перестал думать, я полностью растворился в ее запахе, вкусе, близости. И наконец она сказала, неожиданно настойчиво:
— Ну же, милый, иди ко мне.
Я лег сверху на ее маленькое мягкое тело, ее рука обхватила и направила меня. Она билась подо мной изо всех сил в сладкой агонии. И причиной этому был я. Я услышал ее крик и почувствовал ее дрожь, а потом сам растаял внутри нее в неизъяснимом блаженстве.
— Тебе не нужно беспокоиться, я не больна.
— Я и не беспокоюсь.
— А зря.
— Нет.
— У меня три раза был триппер. Не повезло.
Ее голос звучал ровно.
— Кем я только не была, чего у меня только не было. Черт возьми, как хочется быть кем-то другим.
— Не нужно.
— Я проснусь, а ты уже ушел.
— Нет.
— В своем военном мундирчике.
— Нет.
— Обними меня, Алекс. Мне холодно.
Я обнял ее и снова почувствовал, какая она маленькая и мягкая. Я поцеловал ее. Она на мгновение открыла глаза, потом снова закрыла и расслабилась. Я дал сомкнуться своим векам и тут только понял, как устал. Наступал спасительный покой, и я ждал этого.
Она сказала:
— Часы и бумажник. И сумочка Робин.
— А?
— Завтра.
— Я не понимаю тебя.
Она говорила с усилием, выдавливая из себя слова.
— Человек, который их убил. У меня появилась идея. Завтра. Сначала — спать.
Мы заснули, обнимая друг друга.
— Я обычно завтракаю в кафе на углу, — сказала она. — Но чем меньше ты будешь выходить на улицу и появляться среди людей, тем лучше. Булочка сойдет?
— Более чем.
— Я купила тебе носки и нижнее белье. Надеюсь, размер тот. Из сэконд-хэнда на Коламбус-авеню, но вещи чистые.
Я оделся. Носки и нижнее белье были моего размера. Снова надевая форму, я чувствовал себя как-то по-дурацки, но она по-прежнему казалась удачной маскировкой. Я прошел на кухню, налил еще одну чашку кофе и прошел с ней в гостиную.
Мы курили и пили кофе. Судя по ее виду, она приняла дозу около часа назад. Движения ее были медлительны и как бы заучены, но ее состояние не так бросалось в глаза, как накануне вечером. Ее лицо, чистое и свежее, выглядело очень ранимым.
Она время от времени бросала на меня быстрые взгляды, а потом переводила глаза на сигарету и кофе.
Потом я сказал:
— Ну, мне, наверное, пора.
— Это кто сказал?
— Слушай, я...
Она отвернулась.
— Иди, если хочешь. Не нужно оставаться ради меня.
Я отложил сигарету и поставил пустую чашку на журнальный столик, но не вставал с дивана. Я не читал сценария и не знал своей роли. Она была шлюха, а я — клиент, она была ангел милосердия, а я — человек, попавший в беду, она была Джейн, а я — Тарзан и так далее. |