— О чем? — фыркнула она простуженным носовым голосом.

— О том, что этим вечером вытащил тебя сюда, — но он ее не видел уже три вечера: она была на репетиции пьесы, делала домашнее задание, ездила с матерью за покупками, или по какой-нибудь еще причине — избегала его, как могла.

Она вытерла нос салфеткой и посмотрела на него водянистыми глазами.

— Я не обманываю тебя, Оби. Кроме того, мне не хотелось бы тебя заразить.

«Я бы не возразил», — подумал он, и его лицо налилось жаром вины. Несмотря на то, что она выглядела несчастно, он все еще продолжал чувствовать прилив любви и желания поцеловать, коснуться ее лица, даже если ее лихорадило, и она полыхала от жара. «Боже, что я за извращенец», — подумал он. Но можно ли считать извращением любовь?

Он протянул руку, чтобы коснуться ее ладони, но она отдернулась.

— Теперь, Оби…

«Эй, да как же я заражусь, взяв тебя за руку?» — подумал он, но ничего при этом не сказал. Он подумал о тяжком грузе любви: обо всех сомнениях, о ревности, о вопросах, которые не задать, как например: «Не уже ли и в правду ты меня любишь?»

Но вместо этого он задал другой вопрос:

— Что-то не так?

— Я простужена, — ответила она с оттенком нетерпимости.

Его охватило предчувствие того, что он так ненавидел.

— Ты уверенна, что только это?

— И еще многое. Простуда. Я потеряла главную роль из-за одной паршивой «C+»…

— Я не знал. Ты никогда не рассказываешь о школе.

— И «Тринити», — она произнесла это так, слово швырнула бомбу, прямо в лицо Оби. — То, что я продолжаю слышать о «Тринити». Все мои друзья говорят…

— И что же говорят твои друзья? — спросил он, пытаясь внести в свои слова хоть каплю сарказма, но это ему не удалось, его голос внезапно охрип.

— Да так, лишь одно, — начала она. — Говорят, что в «Тринити» есть монстр — Арчи… как его там? Он возглавляет тайное общество, и окружен кучкой… шестерок. Хуже чем шестерок: они исполняют все его поручения и держат все в своих руках… — слова кувыркались, словно она долго копила их и не могла так просто от них избавиться.

Оби остался без текста.

Она обратилась к нему:

— Ты его знаешь? Что это за тип. Этот Арчи… как его там…

Ему показалось, что Лаура знала фамилию Арчи, как и все остальное.

— Костелло, — сказал он. Его зовут Арчи Костелло, и я его знаю. Черт, «Тринити» не так велика.

— Говорят, что он управляет «Тринити», словно какой-нибудь гангстер или мафиози. Оби, это правда? — она вытирала глаза так, будто плакала. Но это был не плач. Ее слова звучали, словно на суде из уст обвинителя — твердо и уверено.

— Нет в «Тринити» никакой мафии, — сказал он.

— Тогда, что же там за тайное общество?

Будь все оно проклято. С ней всегда нужна была осторожность, и, будучи в сладкой агонии, он никогда не мог быть уверенным в ее чувствах. Почему именно этим вечером она должна была вспомнить «Тринити»? Лишь потому, что ее мучила простуда? И была ли она из тех, кто портит другим настроение лишь потому, что у нее самой оно ни к черту?

— …и оно существует? — спросила Лаура, бешено вытирая нос бумажной салфеткой.

— Ладно, — сказал он вздохнув. — Да, в «Тринити» есть такая секретная организация.

— И ты ее член? Один из… ты знаешь…

Ему нужно было все отрицать.