Но самым лучшим в Минд Ривере был рассовый состав населения, на фоне которого Вайт заметно выделялся — он был одним из четырёх или пяти человек, кожа которых не была тёмно-красного оттенка, что давало ему главное преимущество: любой прибывший в резервацию бледнолицый сразу бы был им замечен.
Семьяне, были поголовно белыми из-за соблюдения принципа рассовой чистоты, являющегося обним из элементов их структуры размножения, доведённой до совершенства за столетия. А Американское привительство, по иронии судьбы названное «черным агентством», не славилось тенденцией наёма «цветных». Теким образом Вайт чувствовал в настоящее время если не безопасность, то готовность к встрече с любой трудностью в этом маленьком канадском городке.
Конечно, «бледность» Вайта имела и обратную сторону. Среди этого тёмного населения он смотрелся как неудачный эксперимент Мантикоры — вряд ли он выделился бы сильнее, если был бы недоразвитым парнем-собакой или психованным ящероподобным человеком. Хотя это делало его лёгкой мишенью для преследователей, одновременно внушало и спокойствие, возникающие из-за уверенности в том, что люди, прибывшие за ним не будут похожи на кавказцев и не приплывут за ним на каноэ.
Но даже сейчас Вайт чувствовал себя лучше, чем полгода назад, когда его фотографию показывали на каждом канале в Северной Америке. Его лохматые каштановые волосы отросли и закрыли уши, аккуратная борода и усы заменили ранее чисто выбритое лицо, сделав его похожим на ухоженного человека с гор. И только его тёмные пронзительные глаза остались легкоузнаваемыми. Куртка на меху немного скрывала его гибкое стройное мускулистое тело; но он всегда вуглядел более худым и менее сильным, чем на самом деле.
Он думал о себе, как скромный Кларк Кент, который мог снять очки и одежду, показав супермена под ними. Но с другой стороны, ему не нужны были очки благодаря острому зрению, и никто не мог назвать его скромным или указать на другие его манеры.
Когда Вайт прибыл сюда четыре месяца назад, бывши агентом УНБ, то снял себе небольшой голубой домик, пренадлежавший ранее учителю, который первёлся в Калгари. С её двумя спальнями, иногда показывающим телевизором, ванной с постоянно холодной проточной водой и камином в гостиной — дощатая одноэтажка не впускала холод. У него было достаточно денег, выделенных правительством и Семьянами на различные операции, чтобы жить здесь со всеми удобствами.
Работа на две секретные организации более половины десятилетия приносила в руки Вайта потоки никем не контролируемых денег, которые он держал на многочисленных банковских счетах под подставными именами. Тот факт, что УНБ не знало о Семьянах, позволил ему работать по разные стороны баррикад. Семьяне, сеществующие дольше, чем можно себе представить, требовали от Вайта держасться за своё место в УНБ. Потеря же этого места, ввиду предательства подчинённого Отто Готтлиба, несомненно возмутила бы Семьян — ещё одна причина для Вайта продлить канадский отпуск.
В конечном счёте, он должен был вернуться к Семьянам и заключить мир с ними, что, несомненно, привело бы к риску для жизни. В течение этих долгих месяцев, выживание было приоритетно для него — чтобы сохранить и использовать его лучшее оружие… ум… и начать искать выход из сложившегося тупика. У него было личное мнение по отношению к сыну, но он всё ещё разделял верования и цели Семьян, и его цель состояла в том, чтобы убедить последних дать ему второй шанс.
И всё же он оставался в Миндер Ривер, убеждая себя в том, что лишь даёт время Семьянам остыть, дистанцироваться от неудач, что позволило бы ему предстать перед беспристрастными судьями. По правде говоря, ему даже нравилось здесь, где было тяжело сводить концы с концами — это давало ему чувство спокойствия и даже гордости, ведь он сумел здесь не только выжить, но и весьма хорошо приспособиться к новой среде. Он был свободен от своей прежней напряжённой двойной жизни. |