Клавдий встретился с плотником взглядом и заметил, что согласно кивает головой. Потом оглянулся и позвал остальных подойти ближе. Ирод подбежал, забрызгав голые лодыжки грязью, обнял назареянина по восточному обычаю, поздоровался с ним на арамейском, а затем повернулся к Клавдию:

— Когда Иешуа отправляется со мной в таверну, я называю его Иисус. Так будет его имя по-гречески. После нескольких кувшинов галилейского вина мне так проще! — Ирод расхохотался, хлопнув назареянина по спине, а потом опустился на колени перед Марией и положил ладонь ей на живот. — Все идет по плану? — спросил он на арамейском.

Мария с улыбкой что-то прошептала в ответ. Ирод вскочил на ноги, увидев на берегу в направлении к Мигдалу высокого стройного темнокожего мужчину в белой накидке. Он помахал рукой и поспешил к кораблю легкой походкой, болтая в воздухе бечевкой с рыбой.

— Ага! — Ирод снова хлопнул Иисуса по спине. — У тебя все же появился раб-нубиец!

— Точнее, совершенно свободный эфиоп из Аксума. Он умеет слушать.

— Тебя все слушают, Иешуа. Ты должен был родиться царем!

Назареянин с улыбкой помахал Кальпурнии и Киприде, которые шли босиком через грязь. Потом, не говоря ни слова, снял якорь, зацепленный за камень, и вытащил толстый пеньковый трос, продетый в отверстие в центре камня. Ирод, Кальпурния и Киприда поставили корзинки, которые принесли с собой, в лодку. Мария хотела было поднять кувшин, стоявший рядом, но назареянин остановил ее, с улыбкой погладив по округлившемуся животу. Потом свернул якорный трос, закинул его на старн-пост и, упершись руками в бок корабля, начал толкать его к воде. Каждый мускул на теле напрягся. Клавдий неотрывно наблюдал за назареянином. Как он похож на бронзовые статуи Геркулеса или атлетов, которые он видел на вилле своего друга Пизона у подножия Везувия! Киль легко заскользил по грязи и наконец коснулся воды. Назареянин стоял рядом. Плот блестел на солнце. Все остальные забрались на борт. Клавдий подошел к судну последним, неуклюже волоча больную ногу. Назареянин еще несколько раз толкнул лодку, и она закачалась на волнах. Иешуа перескочил через привальный брус, освободил парус из квадратного ярда. Мария тем временем устроилась у рулевого весла.

Клавдий и Иродом сели посередине, взяли по веслу и начали одновременно грести. Ветер наполнял парус, гоня лодку прочь с мелководья. Обшивка и такелаж заскрипели. Вода шипела на носу. Клавдию нравилось грести. Раскрасневшееся лицо сияло от удовольствия. Как жаль, что не удалось поступить в гимназиум, пока болезнь не прогрессировала! Тогда он мог бы повести легионы в Германию, как любимый брат Германик… Но здесь, в этой лодке, которая отплывала все дальше и дальше, пока берег не растаял в тумане, боль и страдания, которые, словно тучи, омрачали жизнь Клавдия, начали отступать. Впервые за многие годы Клавдий чувствовал себя здоровым. Не нужно было больше бороться за жизнь с самим собой и с другими людьми, которые были бы рады, если бы напуганный маленький мальчик сгинул в подземном мире на Флегрейских полях.

Дрейфовали несколько часов. Разговаривали и дремали в тени паруса, наполняемого порывами ветра. Забросив сеть, назареянин поймал рыбу — всего несколько штук, но им хватило, чтобы приготовить ужин на небольшой жаровне.

— О царь всех рыбаков! — шутливо воскликнул Ирод. — Ты сказал нам, что царство твое подобно неводу, в который попадается рыба разных видов. Но сегодня что-то не густо!

Ирод расхохотался. Назареянин улыбнулся, не отвлекаясь от готовки.

Потом Мария играла на лире. Звуки музыки, дрожа, лились волнами, будто само озеро. Кальпурния пела таинственные, тревожные песни своего народа. Затем ели то, что взяли с собой: хлеб, оливки, грецкие орехи, финики и фрукт, который Клавдий никогда не пробовал раньше.