К вечеру Энди включила телевизор и посмотрела по новостям репортажи, связанные с кончиной генерала Рэтлифа. Как и предсказывал Лес, территория въезда на ранчо кишела репортерами и фотографами. Около ворот был выставлен полицейский заслон. На территорию пропускали только близких знакомых из числа местных жителей и ветеранов войны, служивших под командованием генерала. Многие из них роняли цветы на дорогу, ведущую к дому.

Сердце Энди сжалось, когда она увидела, как из ворот вышел Лайон, чтобы сделать короткое заявление для прессы. С людьми, которые пришли отдать последнюю дань уважения его отцу, он говорил тихо, любезно, официально.

На нем были темный костюм и белая рубашка. Энди никогда не видела Лайона в костюме. Он держался с поразительным спокойствием, но она знала, чего это ему стоило. Приехала ли Джери утешить его в трудный час? Энди стало стыдно за свою неуместную ревность, однако мысль о том, что он может найти утешение в объятиях другой женщины, преследовала ее.

На следующее утро в программах новостей не было ничего нового, за исключением сообщения о том, что президент вылетел на вертолете с военно-воздушной базы в Лэкленде, чтобы лично присутствовать на траурной церемонии, назначенной на 10 часов утра.

Энди надела светло-коричневое платье и босоножки на высоких каблуках в цвет, зачесала волосы назад и сделала пучок. Из украшений были только маленькие золотые серьги.

К обеду Энди упаковала свои вещи. Она собиралась убраться из Кервилла, как только получит подпись Лайона и вручит документы Лесу. Съемочная группа, закончив снимать из-за ворот репортаж о прощании с генералом, уехала в Сан-Антонио в надежде успеть на последний самолет в Нашвилл. Хотя между собой ребята не говорили о смерти генерала, Энди была уверена, что их потрясла его смерть.

В три часа в комнату Энди зашел Лес попрощаться перед отъездом. Он настаивал, чтобы она поехала раньше к Лайону Рэтлифу, но Энди наотрез отказалась.

— Когда ты вернешься? — спросил он.

— Когда будут подписаны бумаги.

От раздражения рыжие волосы Леса встали дыбом. Чтобы внести ясность, Энди сказала:

— Я не знаю, какая там ситуация и что меня ждет. Может быть, там до сих пор полицейский заслон. Я не уверена, удастся ли мне вообще приблизиться к ранчо. Постараюсь вернуться как можно быстрее.

Энди сказала старине Лесу правду. Она действительно не знала, что ее ждет на ранчо, только в глубине ее души жила слабая надежда, что ей все-таки удастся туда попасть. Она с ужасом думала, что ей придется встретиться лицом к лицу с Лайоном. Гораздо меньше она боялась полицейского заслона.

Когда Энди подъехала к воротам, полиции уже не было, только один охранник, тот самый, которого она видела, когда пробиралась на ранчо в грузовичке владельца питомника. На дороге были разбросаны сотни живых цветов. Энди подъехала к сторожке и опустила стекло.

— Здравствуйте, — сказала она.

— Добрый день.

Энди заметила, что у парня покрасневшие глаза, и ее сердце сжалось.

— Я миссис Мэлоун. Я была…

— Да, мэм. Я знаю, кто вы.

— Нельзя ли мне ненадолго заехать на ранчо?

Он снял шляпу и поскреб затылок:

— Не знаю. Мистер Рэтлиф велел никого не впускать.

— А не могли бы вы позвонить в дом? Скажите ему, что это очень важно. Я долго его не задержу.

— Думаю, это я могу сделать.

Он исчез в глубине сторожки, но Энди видела, как он набрал номер и разговаривал по телефону.

Выйдя из сторожки, охранник направился к электрической кнопке, открывающей ворота.

— С мистером Рэтлифом мне не удалось поговорить, но я разговаривал с Грейси, и она сказала, что я могу вас впустить.

— Большое вам спасибо.

Энди нажала на газ и въехала на территорию.