Глупо это, Зверь. Глупо. Все человеческое должно быть чуждо тебе. Ты сделал то, что хотел? Ну так уходи. Жизнь продолжается. Другая, Чужая. Не твоя, но она продолжается, и ты, кажется, уже нашел в ней свое место. Уходи. Убегай. Пока не начали шерстить здесь всех без исключения, спрашивая документы, задерживая до выяснения, пока одурело выносят из церкви трупы, трупы, трупы… Уходи.

Высокий светловолосый мужчина неспешно шел по набережной. Жизнь кипела вокруг, вспыхивала яркими пятнами летних кафе, бликовала водой на солнце, вскрикивала и смеялась бездумно‑веселыми голосами молодежи. Жизнь обтекала, не касаясь, не осмеливаясь задеть.

Задумчивая смерть отрешенно глядела на воду. Смерть удивлялась. Даже ей, оказывается, может быть больно.

А выпуски новостей ничем не радовали. Ну нисколько не радовали.

«Игорь Юрьевич Смольников, глава государственного департамента по работе с молодежью… бывший глава»… каким‑то чудом он остался жив.

«Невероятный по жестокости террористический акт, совершенный в Вознесенской церкви города Екатеринбурга…» слова, слова. Невероятный по жестокости. Как же он выжил?

Господи, да понятно как! Зверь ожидал этого. Точнее, он был к этому готов. Ведь сам же щедро, не скупясь, делился с наставником силой, отнятой у жертв. Сорок Ритуалов за десять лет. Сорок раз магистр получал немалую толику от посмертного дара распятого на алтаре человека. И он, в отличие от Зверя, силу попусту не тратил. Да что там «попусту»! Он вообще не растрачивал полученного. Копил. Берег. Жить хотел если и не вечно – вечно жить никому не дано, – то, по крайней мере, очень, очень долго. И жил себе. Скромно так. Потихонечку.

Сколько жизней у него было в резерве? Ну, не сорок, конечно, что‑то Зверь и себе оставлял, да еще и с остальными, допущенными до Ритуала, делиться приходилось. Не сорок. Однако их хватило, чтобы пережить взрыв и падение огромной храмовой люстры.

Стоит сделать паузу в унылых размышлениях и порадоваться тому, как точно, до секунды, были рассчитаны действия магистра. К моменту взрыва Игорь Юрьевич действительно оказался в самом центре молельного дома, и рухнувшая люстра накрыла то, что осталось от главы департамента.

Да. А после паузы стоит вспомнить, что даже это не убило мудрого наставника.

Зверь лежал на ковре, закинув руки за голову, и смотрел в экран телевизора, уже не видя и не слыша ведущих, в должной мере сознающих трагизм ситуации, в должной мере оживленных, в должной мере испуганных. Не до них было. Эти люди свою работу начали, и они ее продолжат уже помимо всего и всех.

Что дальше?

Вопрос неуместный. Год назад он и вовсе показался бы смешным. Что дальше, если все разложено по полочкам, все действия продуманы на неделю вперед до мелочей, а на год вперед – менее подробно, но не менее жестко.

До появления на сборном пункте еще три дня. Три дня до конца отпуска. В первоначальные планы входило на это время исчезнуть совсем, отлежаться где‑нибудь, ничего не делая и, по возможности, ни о чем не думая. Что ж, планы придется подкорректировать. Эх, магистр! Даже сдохнуть так, чтобы проблем не доставить, он не может. Теперь его приятель, Весин, потенциальный работодатель, чтоб ему, вполне способен поверить в рассказы Смольникова о посмертных дарах. Только теперь. Ни один здравомыслящий человек без доказательств подобную лабуду не воспримет. А доказательство – вот оно, лежит себе в реанимации, и, если верить в меру трагичным сообщениям новостей, врачи за голову хватаются, пытаясь понять, каким же чудом удалось выжить этому человеку, устроившему кровавую бойню в церкви, а под конец взорвавшему себя самого.

До чего же заманчивая штука – бессмертие! Неуязвимость, здоровье, бесконечная молодость. Сколько людей мечтает об этом! Даже те, у кого жизнь не удалась, любовь не сложилась, денег нет и не будет никогда, даже они не хотят умирать и уж тем более не хотят стареть.