В завершение Бриджит обнадеживающе улыбнулась, и мы пошли собираться. Брайен Карей наблюдает, как мы увязываем снаряжение. Сам он остается на станции печатать какие-то отчеты.

Прежде Сью-Энн анализировала образцы льда, которые мы ей приносили. Теперь это делает Мелани. Она следит за концентрацией во льду углекислого газа и других химических веществ. Оказывается, лед здесь такой старый, что можно увидеть изменения в нем от века к веку. Ты, мой образованный читатель, думаю, удивишься, если я скажу тебе, что концентрация углекислого газа в верхних современных слоях льда во много-много раз больше, чем она была за последние восемьсот тысяч лет. Но что ж тут удивительного: углекислый газ — побочный продукт сжигания растительного топлива. А топлива-то этого мы сколько теперь жжем?

48

Стоим на льду на коленях и помогаем Мелани и Бриджит управиться с тяжелым непослушным буром, чтобы взять ледяные пробы.

— Ужасно, конечно, что на свете есть компании-кровопийцы, которые готовы потратить несусветные миллиарды долларов, чтобы уничтожить летающих детей-мутантов, но все-таки еще ужасней, что на свете есть компании-кровопийцы, готовые сознательно уничтожить нашу планету, только чтобы сделать новые несусветные миллиарды долларов, — сокрушенно вздыхает Надж.

Согласна, эти гнусные корпорации совсем загадили землю. С этим я спорить не буду. Но я по-прежнему не уверена ни в том, что мировое потепление — это их вина, ни в том, что подъем температуры на пару градусов — такое уж непоправимое несчастье.

— Я вообще не пойму, зачем им нужны эти миллионы.

Это правда. Зачем? Получается, деньги дают контроль над миром, странами, армиями и правительствами, а контроль над миром дает возможность делать новые деньги, чтобы контролировать мир, армии и т. д. Дурацкий заколдованный круг какой-то. Как тебе моя логика, дорогой читатель?

Я никому не судья и приговоров никому выносить не хочу. Но кто же скажет правду? Кто вынесет приговор этим хапугам и дуболомам? Даже если я в мировом потеплении сомневаюсь, совершенно не значит, что я против загрязнения планеты не выступлю. Выступлю, да еще как! Без колебаний и сомнений. Только держись!

— Ма-а-акс! — дергает меня за рукав Ангел. — Я хочу пингвиненка.

Мои экологические размышления как ветром сдуло.

— Нет, — говорю, еще даже не поняв хорошенько, чего она такого хочет.

На лице у нее проступает то упрямое выражение, которое всегда приводит меня в содрогание.

— Нет, — в голосе у меня зазвенел металл. — Хватит с тебя Селесты и Тотала. А пингвинов за собой таскать мы не можем. Особенно потому, что эти пушистые малыши вырастают в мясистые тушки ростом и весом с упитанного третьеклассника.

Ангел обиженно выпятила губу:

— Они такие хорошенькие… И ужасно смешно чирикают. Смотри, их здесь сколько. И денег никаких тратить не надо. Мы можем просто…

— Ангел! Ты видела, чем родители кормят своих пингвинят? Прожуют рыбу и всякий криль, проглотят, попереваривают, а потом все это прямо в клюв птенцам отрыгнут. Ты что, хочешь все время жевать сырую рыбу и в клювик своему пингвиненку каждый час сплевывать?

Ай да я! Нашла-таки правильные аргументы. Ангел поджала губы, гордо расправила плечи и, отвернувшись от меня, отошла в сторону.

А я избежала очередных неприятностей.

Будто мало мне Клык со своей ненаглядной Бриджит нервы треплет.

Смотрю искоса, как они идут рядком, головы друг к другу склоняют, наклоняются вместе и в снегу ковыряются.