– Наша крошка Клэрити ужасно расстроена. Происшедшее совершенно выбило ее из колеи, но я ее не виню... – и Вандерворт рассмеялась бархатистым, вкрадчивым смехом. – Я и сама порядком сбита с толку.

– Я тоже.

Казалось, будто Вандерворт стала выше ростом.

– Уверена, что мы сумеем выяснить, кто виноват во всем этом.

– Так значит, вы не имеете к случившемуся никакого отношения?

Голос Флинкса не дрогнул, взгляд был по‑прежнему спокоен. Пип повисла в воздухе неподалеку от хозяина, а Поскребыш сначала метался от Флинкса к Клэрити, но не сумев сделать выбор, завертелся волчком между ними обоими.

– Я не совсем правильно выразилась. То есть, я хотела сказать, что трудно сразу во всем разобраться.

Но это были только слова. На самом же деле от Вандерворт исходила противоречивая смесь страха и злобы и много чего еще. И все эти эмоции не были направлены на поверженных бандитов, лежащих грудой у лестницы. Одни чувства были направлены на Клэрити, а вот другие – на него самого.

– Но если вам так искренне хочется мне помочь, почему же вы в таком случае боитесь меня?

– Я боюсь вас? Молодой человек, вы заблуждаетесь! – неожиданно ей словно открылась истина, она улыбнулась, но улыбка получилась вымученной. – Так значит, ты все‑таки способен читать мои чувства? Не мысли, а что я испытываю в душе?

– Именно, и в настоящий момент у меня такое ощущение, что вы не столь расположены ко мне, как изображаете.

– Молодой человек, не советую вам воспринимать чужие эмоции столь прямолинейно. Они могут быть весьма противоречивы и неоднозначны. Вы только что, даже не пошевелив пальцем, уложили на месте пятерых. Поэтому, как мне кажется, я имею полное право чувствовать себя несколько запуганной.

– Но вы не запуганы. Вас пробирает не страх, а нечто другое. Не ошибусь, если скажу, что отвернись я на минуту, как вы, не раздумывая, броситесь поднимать пистолет, который уронил один из ваших головорезов.

В лице Вандерворт не осталось ни кровинки.

– Ты не можешь чувствовать этого. Ведь это не эмоция, а вполне конкретная мысль. – Вандерворт сделала шаг назад. – Ты не способен...

– Совершенно верно. Я не способен читать мысли. Но когда я высказываю предположение и потом вижу вашу реакцию, то мне не составляет труда догадаться, где же истина, которая для меня столь же очевидна, как будто вы сами признались в ней. Среагируй вы как‑то иначе, я, может быть, и призадумался бы, мог бы заколебаться, подвергнуться соблазну выслушать вас.

– Но ты же не собираешься меня убивать? – прошептала Вандерворт потерянным голосом. – Ведь в тебе этого не заложено!

– Эй, неужели вы не помните, что никому не известно, что во мне заложено? Я ведь непредсказуемый мутант, и вы без конца предостерегаете людей опасаться меня.

Флинксу было противно видеть на лице Вандерворт неприкрытый ужас, но еще противнее испытывать при этом странное удовольствие.

Он вздохнул.

– Хватит с нас убийств, – и он указал в сторону лестницы. – Двое из них мертвы, двое других – без сознания. Одна смерть от ранения, другая наступила случайно. Я не собираюсь вас убивать, Вандерворт.

Та словно окаменела.

– А что в таком случае ты собираешься делать? – она уставилась куда‑то мимо него. – Что ты сделал с ними?

– Просто позаботился, чтобы некоторое время они не действовали мне на нервы. Скажите мне честно, существуют ли вещи, которых вы по‑настоящему боитесь? Нечто такое, что действительно страшит вас?

– Нет. Ведь я ученый и смотрю на мир глазами рассудка.