|
— Ты ему тоже нравишься. Она промолчала. — А вот я определенно не нравлюсь. Зои нахмурилась и подставила бокал — Алекс налила еще. — Я так не думаю, — соврала Алекс. — Знаешь, я Бена не виню. Сама хороша. Вела себя как дурочка. Столько бед людям принесла, столько неприятностей… Алекс похлопала ее по руке. — Теперь все позади. — («Осталась сущая мелочь — пред отвратить Третью мировую войну».) — По крайней мере для тебя. — Ты его еще увидишь? — Не знаю. Может быть. — Если увидишь, передашь кое-что от меня? — Конечно. — Скажи, мне очень жаль, что с его другом такое случилось. Я ведь совсем не хотела, чтобы кто-то пострадал. Это был просто розыгрыш. Глупый розыгрыш. Кто мог подумать, что все так обернется. — Не беспокойся, передам, — улыбнулась Алекс. Некоторое время Зои молчала, глядя в невидимую даль. — Мне так жаль Никоса, — прошептала она наконец. — Его убили из-за меня. И Скида жаль. Бедняжке перебили ноги. Он этого не заслужил. — Да уж наверное. — Больше ничего подобного не повторится. Отныне все будет по-другому. Я буду другой. Пора повзрослеть. — А не открыть ли нам с тобой еще бутылочку? — предложила Алекс. 58 Международный аэропорт Бен-Гурион 50 километров к западу от Иерусалима День восемнадцатый, 3.50 по израильскому времени Обжигающий жар местного гостеприимства Бен ощутил, едва сойдя с трапа самолета. Выйдя из здания аэропорта, он сел в первое попавшееся такси и устало откинулся на нагретую, как сковородка, спинку пластикового сиденья, жалея, что у него нет с собой заветной фляжки, и стараясь не думать о том, что же, черт возьми, он делает здесь, на краю света, в разбитом «мерседесе», несущем его к конечному пункту затянувшегося путешествия. Иерусалим. Город, о котором в Талмуде сказано, что Бог отдал ему девять долей всей красоты мира и девять долей всей его боли. Линия горизонта казалась белой под безоблачным голубым небом и палящим безжалостно солнцем. Во многих отношениях город этот походил на любой другой ближневосточный или североафриканский — шумный, пыльный, гудящий, как муравейник, забитый пронзительно сигналящими машинами, сжатыми в тесную кучку на крохотной, в несколько квадратных миль, территории, где древнее соседствовало с модерновым, где современные многоэтажки резко контрастировали с архитектурой многовековой религиозной истории. Такие названия, как Арсенальный холм и дорога Десантников, напоминали о кровавом прошлом города. Из рук в руки Иерусалим переходил чаще, чем любой другой известный в истории город, и каждый хозяин оставлял здесь свой след. Христианская, мусульманская и иудейская архитектура остро соперничали здесь друг с другом, и это соперничество отражало ту политическую роль, которую тысячи лет играл Иерусалим. Роль, которая, если верить Джонсу, могла достичь трагической кульминации в ближайшие часы. В половине пятого Бен получил комнату в обшарпанном сонном отеле на краю города, поблизости от мечети, откуда доносился протяжный голос муллы. В комнате ничего лишнего, только самое необходимое; впрочем, ему было бы наплевать, даже если бы по полу бегали тараканы. Что, черт возьми, он тут делает? Раздражение нарастало. |
