— Нет.

Я не могла себе этого вообразить. Здесь. В этом городе-мясорубке. Ужиться с ним. Ах да. Конечно же…

Выключи компьютер, Люк… сыграй пятитональную… закрой глаза и постарайся сконцентрироваться… вот истинный путь… никто не будет очищен, кроме нас… пода-айте на пропитание…

— Я к тебе всё никак не пробьюсь, Диззи. Вы все такие замкнутые. Вы уже на полпути из системы, не так ли?

— Я устала, — ответила я. — Давай помолчим.

Я чувствовала себя вконец обессилевшей красноглазой крыской, зажатой в хирургических зажимах на столе посреди какой-то сверкающей инопланетной лаборатории. Всё сияло и сверкало, простираясь в безбрежную ширь. Всё было смертоносным и бесчеловечным.

— Они это очень хорошо сознают. Я знаю, тут творится столько чудовищного, ужасного, но это лишь кажимость. Мы просто слишком заостряем на этом внимание. А между тем, здесь можно найти и очень много хорошего. Мы его просто не замечаем. Мы не видим, как хорошо тут себя чувствуют очень многие люди. И ты знаешь что? Я встречался с некоторыми из них. У меня появились друзья. Я их нашёл во время работы.

— Ты над чем-то работаешь? — спросила я с искренним интересом.

— Хех, я так и думал, что корабль от тебя это утаил. Да! У меня есть работа. Последние несколько месяцев я работаю переводчиком в большой адвокатской конторе.

— Угу.

— Так о чём это я? Ага… здесь многие ведут вполне приемлемый образ жизни. Им тут даже комфортно. У людей могут быть чистые квартиры, машины, им предоставляются выходные и отпуска… и у них есть дети! Представляешь, как это чудесно? На таких планетах, как эта, всегда много детей. Я люблю детей. А ты?

— Да. Я думаю, их все любят.

— М-да, ну как бы там ни было… кое в чём эти люди превосходят нас. Ты знаешь, это может звучать глупо, но на самом деле так и есть. Взять хотя бы транспорт. Летательный аппарат, которым я пользовался у себя дома в хабитате, был третьего или четвёртого поколения, ему уже под тысячу лет! А эти люди меняют машины каждый год. У них есть мусорные баки,  одежда, которую они выбрасывают  после использования, у них есть мода, которая меняется каждый год, и стиль одежды вместе с ней; да что там каждый год — каждое время года!

— Дервлей…

— По сравнению с ними Культура развивается просто черепашьими  темпами!

— Дервлей, о чём ты хотел со мной поговорить?

— А? Поговорить?

Линтер выглядел обескураженным. Мы повернули налево и очутились на Пятой Авеню.

— Да ни о чём таком, в сущности. Я просто подумал, что будет хорошо повидаться с тобой перед тем, как ты улетишь навсегда. Счастливого пути пожелать, что ли. Я надеюсь, что ты не будешь слишком за меня переживать. Ты ведь ничего такого не думаешь, разве нет? Корабль сказал, что ты не хотела меня видеть. Но это ведь неправда. Неправда?

— Неправда.

— Отлично. Отлично. Я и не думал, что…

Его голос оборвался. Мы в полном молчании пошли по непрестанно шумящему, кашляющему, сопящему, визжащему городу.

Мне захотелось бежать отсюда куда глаза глядят, скрыться прочь, улететь с континента, с планеты, перенестись на корабль и покинуть систему. Но в то же время что-то подталкивало меня, внушало, что было бы неплохо идти рядом с ним и дальше, просто гулять, временами останавливаясь передохнуть, просто слоняться вниз-вверх, назад-вперёд, стать обыкновенным винтиком, частью механизма, разработанной, чтобы двигаться, функционировать, несмотря ни на что, продвигаться вперёд и отодвигаться назад, нажимать и выдёргивать, нагреваться и остывать, но, что бы ни происходило, всегда, всегда, всегда, всегда двигаться, спускаться в аптеку или подниматься на лифте к президенту компании, оставаться движущейся мишенью, ехать себе да ехать, прокатиться в то место, о котором ты даже не подумала бы в здравом рассудке, проходить мимо неудачников и опустившихся, калек и нищих, перешагивать через трупы и идти дальше.