Но я притворяюсь. Изображаю стоны и крики, как порнозвезда. Когда Джефф требует от меня очередного доклада, я закрываю губами его рот, чтобы он замолчал.
Потом мы в обнимку смотрим очередной классический голливудский фильм. Это наш посткоитальный ритуал. В последнее время это еще и мой любимый момент в сексе. Послесловие. Прижиматься к его твердому волосатому телу под убаюкивающую скороговорку сороковых.
Однако сегодня сон не идет. Отчасти тому виной фильм – «Леди из Шанхая». Мы досмотрели его до конца. Рита Хейворт и Орсон Уэллс в увешанном зеркалами зале и их отражение, разлетающееся на мелкие кусочки под градом пуль. А отчасти виноват Джефф, который беспокойно ворочается рядом и никак не может угомониться под своим одеялом.
– Ты уверена, что не хочешь поговорить о том, что случилось с Лайзой Милнер? – наконец спрашивает он.
Я закрываю глаза, страстно желая, чтобы сон схватил меня за горло и утащил на дно.
– Да там и говорить не о чем, – говорю я, – может, поговорим о твоем занятии?
– Это не «занятие», – ощетинивается Джефф, – это моя работа.
– Прости, – я умолкаю, все еще не глядя на него и пытаясь понять, насколько он на меня зол. – Хочешь, поговорим о твоей работе?
– Нет, – отвечает он, но тут же меняет решение и объявляет: – Ладно, давай, только недолго.
Я поворачиваюсь, подпираю голову левой рукой и говорю:
– Надо полагать, дела у защиты идут не очень.
– Честно говоря, да. И это все, что я могу тебе сообщить в рамках закона.
Джеффу очень мало позволено рассказывать о своих делах. Своими профессиональными тайнами юристы не могут делиться даже с супругами. В том числе, как в моем случае, потенциальными. Это еще одна причина, по которой мы с Джеффом так хорошо подходим друг другу. Он не может говорить о своей работе. Я не хочу говорить о моем прошлом. Поэтому мы перепрыгиваем через обе ловушки, в которые так часто попадаются пары во время задушевных бесед. Однако сегодня, впервые за много месяцев, я чувствую, что мы вот вот можем угодить в одну из них и нам придется приложить множество усилий, чтобы этого избежать.
– Давай спать, – говорю я, – тебе ведь завтра рано утром в суд?
– Да, – отвечает Джефф, глядя не на меня, а в потолок, – тебе не приходило в голову, что именно поэтому я не могу уснуть?
– Нет, – отвечаю я и опять ложусь на спину, – прости.
– Похоже, ты даже не догадываешься, насколько это важное дело.
– Я смотрела новости, Джефф. И составила довольно полное представление.
Теперь уже очередь Джеффа повернуться, подпереть рукой голову и посмотреть на меня.
– Если все пойдет хорошо, передо мной откроются широкие перспективы. Перед нами обоими. Ты ведь не думаешь, что я до конца жизни намереваюсь оставаться государственным защитником?
– Не знаю. А что, нет?
– Конечно нет. Это дело, если я его выиграю, станет для меня отличным трамплином, который, надеюсь, откроет путь в одну из крупных компаний, где можно будет зарабатывать настоящие деньги и не жить в квартире, оплачиваемой фондом жертв, опекающим мою девушку.
Я слишком уязвлена, чтобы на это отвечать, хотя вижу, что Джефф тут же жалеет о вырвавшихся у него словах. У него на мгновение гаснут глаза и мучительно кривится рот.
– Прости, Куинни, я совсем не хотел тебя обидеть.
– Знаю.
Я соскальзываю с постели, все еще нагая и от этого чувствующая себя уязвимой. Хватаю первую попавшуюся одежку – потертый махровый халат Джеффа – и влезаю в него.
– Все в порядке.
– Нет, не все в порядке, – возражает Джефф, – я козлина.
– Тебе надо поспать, – говорю я, – завтра важный день. |