Услышав со сцены веселый визг и хохот, майор нахмурился. Амина пустилась в энергичный танец с двумя нападающими, которые подбрасывали ее, когда она за них хваталась. Майор подумал, что ее исполнение вытягивает всю сцену. Наконец она вырвалась, бросилась в сторону и упала к Роджеру на колени. Роджер поднял голову от газеты и изобразил приличествующее случаю удивление.
— Жена магараджи молит британского офицера о защите, — продолжала Дейзи. — Он единственный мужчина в вагоне. Но он англичанин!
Аудитория разразилась одобрительными возгласами.
— Потрясающе, — сказала миссис Джейкс. — У меня просто мурашки по коже.
— Возможно, это аллергическая реакция, — мягко заметила миссис Али. — На Британскую империю, например. Такое бывает.
— Он переодел махарани как офицера… — продолжала Дейзи.
Майору не хотелось критиковать происходящее, но все же игру Роджера он никак не мог одобрить. Во-первых, он явно ориентировался скорее на образ Джеймса Бонда, а не британского полковника. Во-вторых, он отдал Амине свой плащ и ружье, а себе оставил пистолет; майор счел это непростительной тактической ошибкой.
Грохот выстрелов заглушил музыку и визг. Прожекторы засияли красным, и экран погас.
— Когда прибыла помощь, храбрый полковник защищал принцессу, — сказала Дейзи. — Он отстреливался до последнего патрона.
Зажегся свет, и зрители увидели лежащую на сцене груду мужских и женских тел. Над ними возвышался Роджер — с пистолетом и потерявшей сознание махарани на руках. Хотя пара девушек хихикала — видимо, потому, что на их ногах лежали молодые люди, — майор услышал, как тихо стало в зале, словно все присутствующие затаили дыхание. Вслед за этим последовал взрыв аплодисментов, и свет снова погас.
Когда он зажегся, Амина сидела у ног лорда Дагенхэма и Гертруды. Надевшие яркие шарфы и сверкающие ожерелья танцовщицы выстроились на сцене и ступенях. Алек, снова в обличье Великого визиря, держал на вытянутых руках ящик с ружьями; Роджер стоял по стойке смирно и отдавал монархам честь. На экране за ними отображалась фотография точно такой же сцены. Майор со смешанным чувством гордости и горечи узнал фотографию, которую его мать, не желая прослыть гордячкой, повесила в темном углу.
Засверкали фотовспышки, из динамиков громко полилась азиатская музыка, и завыл какой-то певец. Все зааплодировали, и танцовщицы в лучших традициях Болливуда рассыпались по залу, выдергивая из публики мужчин и вовлекая их в свои пляски. Привыкнув к яркому свету, майор заметил, что на сцену влез какой-то человечек и, громко крича что-то на урду, пытается отнять микрофон у Дейзи Грин.
— Убирайся, паршивый старикашка! — визжала Дейзи.
— Это ведь отец Расула! — воскликнул доктор Хан. — Что он там делает?
— Понятия не имею, — сказала миссис Хан с необычайно довольным видом. — Какая катастрофа для Найвы.
— Пойдем потанцуем, — сказала миссис Дрейк мужу и потащила его на танцпол.
Доктор встал.
— Кто-то должен убрать этого старого дурака. Он нас всех позорит.
— Пожалуйста, не вмешивайся, — запротестовала миссис Хан и протянула руку к мужу, чтобы дотронуться до его плеча — но не дотронулась.
Майор часто замечал между супругами такие недожесты. Доктор снова опустился на свое место.
— Мой муж просто не может оставаться в стороне в такие моменты, — поведала миссис Хан.
— Видимо, профессиональная деформация, — пояснил доктор Хан.
Мистер Расул уже завладел микрофоном и теперь грозил пальцем перепуганной Дейзи Грин. |