— Если я оставлю его с вами, а вы его не спасете… — начала она и отвернулась, не в силах продолжать.

— Вы меня никогда не простите, — договорил майор за нее. Слова были горькими на вкус. — Я понимаю.

Она взглянула на него, и он добавил:

— Кто бы здесь ни остался, боюсь, что его смерть встала бы между нами, дорогая моя.

Он взял ее за руку и крепко сжал.

— Дайте мне сыграть свою роль и сразиться за Абдула Вахида — и за нас, любовь моя.

— Держите, — сказал Брайан, доставая что-то из своего большого рюкзака. — Иногда они соглашаются выпить чаю. У меня всегда с собой термос.

Он подождал, пока Брайан и Жасмина поднимутся по склону. По пути они подняли оглушенную старуху. Они не оглядывались. Краем взгляда он продолжал наблюдать за Абдулом Вахидом, который оставался неподвижным. Наконец он повернулся и медленно двинулся к нему, держась левее и стараясь соблюдать уважительную дистанцию.

— Спасибо, — сказал Абдул Вахид. — Это не место для такой женщины, как она.

— Это не место ни для кого из нас, — сказал майор, заглядывая в пропасть, на дне которой пенились белые барашки и торчали острые камни. — Подобные драмы вредны для пищеварения.

Он потянулся.

— Кстати, я так и не пообедал.

— Мне жаль, — сказал Абдул Вахид.

— Вы не хотели бы выпить чашку чая? — спросил майор. — Этот человек, Брайан, дал мне термос с чаем, и у меня есть мятный батончик.

— Вы что, смеетесь? — спросил Абдул Вахид. — Я что, ребенок, которого можно уговорить с помощью лакомства?

— Нет, конечно, — ответил майор, отбросив непринужденный тон. — Мне просто страшно, как легко можно догадаться, и немного холодно.

— Сейчас холодно?

— Сейчас очень холодно. Может, нам пойти в какое-нибудь теплое место и обсудить все за горячим ужином?

— Вы видели Амину? — спросил Абдул Вахид. Майор кивнул. — Она будет жить?

— Она звала вас, — сказал майор. — Я мог бы вас к ней отвезти. Я на машине.

Абдул Вахид потряс головой и вытер глаза тыльной стороной руки.

— Этому не суждено было сбыться, — сказал он. — Каждый день все больше сложностей, все больше компромиссов. Теперь я это понимаю.

— Это неправда, — сказал майор. — Вы ведете себя как дурак.

В своем голосе он услышал отчаяние.

— Столько стыда, — продолжал юноша. — Он висит на мне, словно кандалы. Скорее бы смыть его в море и очиститься перед…

Он резко умолк, и майор понял, что он считает себя недостойным даже произносить имя Создателя.

— О стыде мне кое-что известно, — сказал майор. Он собирался напомнить, что самоубийство в исламе запрещено, но в условиях ветра, дождя и пятисот футов до моря казалось излишним цитировать известные обоим собеседникам правила. — Все мы его иногда чувствуем. Все мы ограниченные людишки и ползем по миру, пытаясь урвать свою выгоду, и делаем те же ошибки, за которые презираем своих соседей.

Он рискнул глянуть в пропасть, и его желудок сжался при виде оскаленных каменных зубов. На мгновение он потерял ход мысли.

— По-моему, мы каждый день просыпаемся с самыми лучшими намерениями, а к закату, как обычно, не оправдываем своих ожиданий. Иногда мне кажется, что Господь создал тьму только для того, чтобы не смотреть на нас круглосуточно.