Изменить размер шрифта - +
 — Но потом мне бы хотелось совершить полноценную прогулку по саду.

— С удовольствием, — сказал он. — Давайте пройдем через кухню.

Майор рассудил так: пройдя через кухню и кладовую, попадаешь в боковой сад с пряными травами и кустами крыжовника, а демонстрацию сада за домом можно отложить на потом: наилучший вид на него открывался из французских окон гостиной. Разумеется, оба сада разделяла довольно низкая ограда, но когда миссис Али увидела кустики мяты, разноцветный шалфей и несколько уцелевших стеблей бурачника, она деликатно не стала заглядывать за ограду.

— Видимо, это и есть ваша загадочная мята, — сказала она, растирая в пальцах морщинистый листок крепкого лилового растения. — В самом деле, для чая это, пожалуй, слишком.

— По-моему, это слишком для чего угодно, — заметил майор.

— Мне кажется, она бы прекрасно подошла для ароматической ванны. Должно хорошо взбодрить.

— Ванны? — переспросил майор, силясь придумать непринужденную реплику, уместную при обсуждении ароматических ванн. Внезапно он понял, каково это — чувствовать себя голым под одеждой. — Вечно чувствуешь себя в них чайным пакетиком.

— Это правда, — сказала она. — К тому же ужасно утомительно вычищать слив от размокших листьев.

Она нагнулась и сорвала два бледных листочка перечной мяты.

— Ну что, пойдемте выпьем чаю, пока он не остыл? — спросил майор, сопроводив свои слова пригласительным жестом левой руки.

— Вы поранились? — спросила она.

— Нет-нет, ничего, — ответил он и торопливо спрятал руку за спину. Он надеялся, что она не заметит уродливый розовый пластырь между большим и указательным пальцами. — Случайно ударил себя молотком.

 

Майор налил им по второй чашке чая, от всей души желая, чтобы существовал способ остановить путешествие вечернего света по гостиной. В любой миг золотые лучи могли добраться до книжных полок, напомнив миссис Али о времени. Он боялся, что она прекратит чтение.

Она читала низким, чистым голосом, очевидно глубоко вникая в текст. Он почти разучился наслаждаться чтением вслух. За годы учительства в подготовительной школе святого Марка его уши постепенно потеряли чувствительность от монотонных и бессмысленных мальчишеских голосов. Для них Et tu, Brute имело ту же эмоциональную ценность, что и призыв кондуктора: «Оплатите ваш проезд». Пусть многие обладали благозвучным аристократическим произношением — они с тем же усердием обращали в прах величайшие тексты. Порой он не выдерживал и просил их прекратить — для учеников это была победа. В год, когда в школе разрешили вносить в библиографию работ по литературе фильмы, он ушел на пенсию.

Миссис Али пометила некоторые страницы оранжевыми закладками, и ему удалось уговорить ее почитать вслух понравившиеся ей места. Никогда прежде Киплинг так ему не нравился. Теперь она читала один из его любимых рассказов, «Старики в Певенси», действие которого происходило вскоре после нормандского завоевания. Майору всегда казалось, что в этом рассказе говорится нечто очень важное об устройстве мира.

— Я думаю не о себе, — читала она за Де Акилу, хозяина замка Певенси, — не о короле и не о ваших землях. Я думаю об Англии, потому что о ней не думают ни бароны, ни король. Я не нормандец, сэр Ричард, и не саксонец, сэр Хью. Я англичанин.

Майор чересчур громко проглотил чай. Тем не менее, только благодаря этому неделикатному звуку ему удалось сдержать неуместное «да!», которое так и рвалось у него из сердца. Миссис Али подняла взгляд от книги и улыбнулась.

— Его персонажи — неисправимые идеалисты, — сказала она.

Быстрый переход