– Ты назвал меня лакеем, – сказал Чиун.
И Сен согласился.
– Но кто лакей? Разве это я отдал Корею русским? Разве это я вступил в союз с китайцами? Разве это я поддерживаю арабов, негров или даже белых, лишь потому, что они признают одну и ту же форму правления?
– Это наши союзники, – сказал Сен. – Русские дают нам оружие. Китайцы дрались за нас с американцами.
Чиун улыбнулся.
– Русские дали оружие, потому что они ненавидят американцев. Китайцы дрались, потому что они ненавидят американцев. Нам повезло, что те и другие ненавидят друг друга, в противном случае они бы сидели в Пхеньяне, а не ты. Что же до арабов, негров и белых, то они очень далеко и не принадлежат к желтой расе. Японцы алчны, китайцы вороваты, русские – просто свиньи, а что касается корейцев, живущих на Юге, то они готовы совокупляться с утками, будь у тех отверстия пошире.
При этих словах Сен захохотал.
– У этого человека трезвый взгляд на вещи, – сказал он Ми Чонгу. – Кто виноват в том, что я назвал его лакеем? Кто меня дезинформировал?
А Чиун опять заговорил:
– Но мы должны с сочувствием относиться к нашим братьям на Юге, так как они не виноваты. Такова их натура.
Ми Чонг ахнул, ибо никто никогда не осмеливался говорить что либо хорошее о тех, кто жил за тридцать восьмой параллелью.
– Я тоже так думаю. Они не могут не быть тем, что они есть, – сказал Сен.
– И Пхеньян не самое лучшее из мест. Там портятся хорошие люди, – сказал Чиун.
– Я родился не там, а в Мангендэ, – сказал Сен.
– Красивая деревня, – сказал Чиун.
– Синанджу тоже красивая деревня, – сказал Сен.
– А я из Пекома, – сказал Ми Чонг.
– Но он поднялся над своим происхождением, – сказал Сен.
– Некоторые из наших лучших друзей родились в Пекоме. Они далеко пошли, – сказал Чиун.
Теперь Ким Ир Сен был доволен, что нашел здесь человека с добрым сердцем и здравым умом. Но он был обеспокоен.
– Я слышал, ты учишь искусству Синанджу белого. Американца.
Чиун знал, что это больная тема, так что он тщательно подбирал слова и говорил медленно и осторожно:
– В моей деревне, в моей семье я не нашел достойных. Только праздность, лень и ложь. Мы должны это признать.
Сен кивнул, ибо ему тоже были знакомы проблемы власти.
– За свои труды я не получил никакой благодарности.
Как знакомо было Сену и это!
– Я столкнулся с вероотступничеством и отсутствием дисциплины.
И Сен признал, что Мастер Синанджу это верно подметил.
– Сын моего брата использовал данное ему бесценное искусство в корыстных целях.
Как знакомо Сену такое предательство! Он мрачно посмотрел на Ми Чонга.
– Он поступил, как житель Юга, – сказал Чиун.
Сен плюнул, и на этот раз Чиун кивнул с одобрением. Момент соответствовал.
– И я искал другого ученика, чтобы искусство нашего рода не умерло.
– Это мудро, – сказал Сен.
– Я бы выбрал кого нибудь из нас. Но во всей деревне, на всем Севере я не нашел никого с сердцем корейца. Тебя я тогда еще не знал.
– Мне не повезло, – сказал Сен.
– Я искал такое сердце, как у тебя. Или у меня.
– Рад за тебя, – сказал Сен, кладя сильную руку на плечо Мастера Синанджу, поздравляя его.
– У одного человека с именно таким сердцем случилось несчастье. При рождении. Произошла катастрофа.
Лицо Сена опечалилось.
– Какое несчастье?
– Он родился белым и американцем.
Сен ужаснулся.
– Каждое утро ему приходилось видеть в зеркале свои круглые глаза. |