Ди думает о своей руке, которой она зажала Теду нос и рот, и прилагает отчаянные усилия, чтобы сделать вдох. Нет-нет, все в порядке, он ведь это заслужил. Все будет хорошо. А что касается голоса маленькой девочки, которым вдруг заговорил взрослый мужчина, то это была лишь вызванная ядом галлюцинация. У нее туманится взор, но она все равно терпеливо продолжает поиски – до тех пор, пока не видит вдали на стволе дерева желтое пятно, указывающее на путь из этого ущелья. Ди направляется к нему, едва переставляя ноги. Она найдет Лулу, даст ей дом, они заживут счастливо и будут собирать красивые камешки. Но только не у озера. Там – никогда.

– Я иду к тебе, Лулу, – шепчет она.

Девушка с трудом тащится через лес, продираясь через столбы света и тьмы. За ее спиной лает собака, и она еще быстрее идет вперед.

Оливия

– Это не твое тело, Лорен, – сквозь слезы говорю я, – а его. Мы с тобой живем в теле Теда.

– Верно, – со вздохом говорит она, – только продлится это, слава богу, уже недолго.

– Но почему? Почему? – сердито, будто кошка, мявкаю я. – Ты подговорила меня нас убить. Нас всех.

– Мне требовалась твоя помощь, чтобы положить всему этому конец. Сама я ничего сделать уже не могла.

Я считала себя такой умной, но Лорен с такой легкостью подвела меня по задуманному ею пути к нынешнему дню, к нашей смерти.

– Ты наврала мне, – говорю я, – уксус, морозильник, все это была ложь…

– Все это чистая правда, – возражает она, – хотя это все происходило одновременно и со мной, и с ним. Ты даже не представляешь, через что мы прошли. Жизнь, Оливия, длинный тоннель, а свет маячит только в самом его конце.

Теперь я вижу ее своим мысленным взором. Лорен худенькая, с большими карими глазами. И все, что она говорила о своем теле, правда.

– Убийца, – говорю ей я.

Где-то рядом тяжело дышит Тед. Нотки, пробивающиеся в этом влажном, багрово-красном посвисте, хуже некуда. Он отнимает от раны на животе руку, и мы все смотрим, как по его ладони течет наша горячая, скользкая, ужасная кровь. Когда она капает вниз, ее вбирает в себя земля. Тело Теда – наше тело – теряет последние силы.

– Ох, Тед, – говорю я, пытаясь до него дотянуться, – прости меня, я так перед тобой виновата. Прошу тебя, прости, я не хотела сделать тебе больно.

– Ты не можешь причинить ему боль, – говорит Лорен вроде шепотом, но на самом деле криком, – всю его боль мы забрали себе: ты из сердца, я из тела.

– Да замолчи ты, – отвечаю я, – ты уже и без того наговорила много чего лишнего.

Потом обращаюсь к нему:

– Тед? Тед? Как мне все исправить?

Из его рта вытекает тоненькая струйка крови. Слова у него получаются невнятные, но я хорошо знаю его, чтобы понять.

– Послушай их, – говорит он.

Занимается заря, вокруг нас повсюду поют птицы.

Белая, гибкая веревочка соединяет нас троих, сердце к сердцу, наливаясь ярким светом. Потом становится все ослепительнее, стелется по земле, и я наконец вижу, что в действительности веревочка пронизывает не только нас, но и деревья, птиц, траву и все сущее, что только есть на белом свете. Где-то лает большая собака.

На небе взошло солнце. Воздух теплеет и переливается золотистыми оттенками. Бог здесь, прямо передо мной, явился сгустком обжигающего пламени. У него четыре изящные лапки и тихий голос. «Кошка, – говорит он, – тебе полагалось его защитить». Я не осмеливаюсь поднять глаза и посмотреть Господу в лицо.