Когда моя работа подходит к концу, рассвет окрашивает небо на востоке розовыми мазками. Я чувствую, как за каменной стеной гудят боги, разбрасывая во все стороны щупальца своей силы. Взирая на меня, жмутся друг к другу высокие белые березы. Я вконец обессилел. Меня разрушает каждый раз, когда этим приходится заниматься. Но я должен выполнять свой долг и заботиться о них. Мамочка очень ясно дала мне это понять.

Лес пробуждается. Я долго шагаю обратно, возвращаясь в новый день, домой, к повседневной жизни. Меня на своих крыльях несет неистовая радость птичьего пения.

– Мне грустно без вас, – говорю я пернатым.

Но здесь по крайней мере им не грозит смерть от рук Убийцы. Когда я прохожу мимо желтых машин, в голове нет ни единой мысли. Пусть себе рвут землю и дальше. Боги теперь в полной безопасности в новом доме.

Магнитофон обнаружился в холодильнике. Я не… нет, даже гадать не хочу, как он там оказался.

Это не рецепт. Просто мне показалось нужным сказать: я перенес их на новое место. На тот случай, если вдруг забуду.

Вполне возможно, что я поступаю так только потому, что хочу с кем-нибудь поговорить. В компании с богами я одинок даже больше, чем наедине с собой. В отсутствие Лорен мне нужно хоть что-то, дабы напоминать мне, кто я такой. Мне очень страшно – я так боюсь когда-нибудь исчезнуть и больше никогда не вернуться.

От этого разговора мне не становится легче. Я чувствую себя глупым и поэтому лучше остановлюсь.

Ди

Некоторое время назад каждому жителю Никчемной улицы сунули под дверь оповещение. Но когда улицу, будто стая львов, заполняют землеройные машины, у нее перехватывает дух. Их огромные железные пасти до сих пор покрыты грязной коркой былых убийств.

Ди выходит из дому посмотреть. По какой-то непонятной причине это кажется ей безопаснее, чем сидеть в четырех стенах. На улице уже стоят двое других соседей – раскрыв рты, широко распахнув глаза.

Навстречу бульдозеру выходит человек с оранжевыми волосами и что-то кричит водителю. Его крупный пес воет и рвется с поводка, поэтому он держит его за ошейник.

– Надеюсь, вы не станете метить деревья этой неоновой краской! – орет он водителю.

Потом тычет пальцем на какие-то канистры на платформе и добавляет:

– Она ядовита!

Водитель лишь пожимает плечами и поправляет свой строительный шлем.

– Я егерь, – говорит мужчина. Пес в его руке дрожит от пылкого рвения. – Это губительно для окружающей среды.

– Но их же как-то надо метить, – спокойно отвечает водитель, – а неоновая краска прекрасно видна и ночью и днем.

Затем кивает, ревет двигатель, и землеройная машина уползает, как древний динозавр.

Шею Ди щекочет чье-то дыхание, вздымая на затылке волосы. Он настолько близко, что его борода, когда она поворачивается, чуть не задевает ее щеку. Его горе она чует нюхом – как и раздавленные волдыри от крапивы у него на коже. Тед пошатывается, и Ди понимает, что он в стельку пьян.

– Нет, – говорит Тед, – они не могут, не могут так поступить.

Он добавляет что-то еще, и Ди ему отвечает, хотя вряд ли может сказать что. Жужжание в ее голове глушит все остальные звуки. Она знает этот взгляд, за которым просматривается тайна – еще чуть-чуть, и раскроется. Это видно по его глазам.

Когда он уходит по тропе вслед за огромными землеройками, она затаивает дыхание. Ди точно знает, что Тед бежит не просто так, а с какой-то целью. У него в лесу что-то спрятано. Девушка знает, что идти за ним ей нельзя. Он ее увидит, и тогда на всем можно будет ставить точку. Ей не остается ничего другого, кроме как отчаянно надеяться, что доступ к тайнику, что бы он в себе ни скрывал, возможен только ночью.