Когда я выхожу и запираю за собой на три замка дверь, на улице царят тьма и покой. В доме Леди Чихуахуа по-прежнему никто не живет. Когда я прохожу мимо него, он тянет меня к себе как на каком-то странном буксире – будто дом жаждет вобрать меня в себя, будто бог посылает за мной свое щупальце силы.

Оливия

Тед опять ушел. С тех пор прошли уже день и ночь. Я истосковалась по моему милому, темному ящику, но он навалил на него сверху всякой всячины. Миску я вылизала до такой степени, что собственный язык кажется металлическим на вкус. И конечно же, никуда не делся вой, без остатка заполняющий мой мозг. В последнее время он то набирает силу, то стихает, но полностью не уходит. Иногда мне кажется, что в нем можно разобрать какие-то слова. На данный момент его можно терпеть. Гораздо хуже голод, нещадно терзающий мой желудок.

Телевизор включен – идет какая-то страшилка об убийце, подкарауливающем на парковке девушку. Актриса, играющая жертву, весьма мила. Она выглядит напуганной. Поскольку мне все это не нравится, я выхожу из комнаты. Но все равно слышу звуки погони и крики. Надеюсь, она выйдет из этого затруднения. А если честно, то кто вообще смотрит такую муть? Позвольте заметить, что в мире полно психов. И мой Тед, слава богу, совсем не такой.

Как же хочется есть.

Я крадусь по дому. За мной вьется веревочка. Сегодня она измочаленная и серая, что выглядит неправильно. Съесть ее нельзя. Я пыталась. И съела все, что здесь только было съедобного. Даже сшибла с мусорного ведра крышку, но не нашла в нем ничего, кроме грязных салфеток. После того Паршивого Ужина Тед выбрасывает мусор два раза в день. Как бы то ни было, но салфетки я съела.

Я обхожу дозором дом, пытаясь учуять запах крови. И даже спускаюсь вниз в мастерскую, которую недолюбливаю из-за отсутствия окон. На верстаке сияющим морским созданием в ярком свете восседает машина. Вдоль стен выстроились в ряд ящики. Я взбираюсь на каждый из них и заглядываю внутрь. В основном они либо пусты, либо заполнены старыми запчастями. Даже в теперешнем состоянии тревоги от вида картона я тихонько мурлычу. Мне приходится сделать над собой огромное усилие, чтобы не забраться в один из них и сладко заснуть.

Я залезаю под диван и заглядываю за радиаторы отопления. Заползаю под кровать Теда, где среди кроликов из пыли катаются пивные банки. Выдвигаю ящички, копаюсь в его носках, майках и трусах. Роюсь в глубине шкафа, но так ничего и не нахожу. Ни крови, ни даже намека на запах Лорен.

Я замираю у двери на чердак, мой напуганный хвост торчит пистолетом. Тихо. Заставляю себя подойти ближе, подношу мой бархатистый носик к щели под дверью и принюхиваюсь. Пыль… Только пыль и больше ничего. Я прислушиваюсь, но не слышу ни звука. Рисую в воображении затхлый воздух, вздохи толстых балок, брошенный, вываливающийся из коробок хлам. Меня пробирает дрожь. Мысль о пустой, утопающей во мраке комнате внушает ужас. В голове все поет вой. Оооооиииииии. Если Господь насылает на меня этот непрекращающийся шум не просто так, а с какой-то целью, то пусть, на хрен, как можно скорее мне ее откроет.

До меня вдруг доходит, что я не заглянула под холодильник. И действительно, после пары попыток мне удается подцепить когтем и выудить оттуда залежалую печеньку. Фу. Совсем размягчилась.

Работая челюстями, я вдруг вижу в пыльном мраке что-то еще. Осторожно вытягиваю лапку, аккуратно выпускаю на всю длину коготки и тяну их вперед среди бутылочных пробок и мягких серых пушинок.