Я настоящий писатель. Я пишу книги, взывающие к разуму, а это -
отсталая технология. Что я могу противопоставить кино? В его распоряжении - камеры, декорации, музыка и великолепные лица. Как же писатель может
передать все эти образы одними словами? Кино сузило поле битвы. Ему не нужно покорять умы - только сердца.
- Пошел ты в задницу. Значит, я не писатель? Сценаристка уже не писатель? Ты говоришь это лишь потому, что сам слаб по этой части.
- Я вовсе не хочу унизить тебя, - похлопал ее по плечу Вейл. - И даже не собираюсь принизить кинематограф как вид искусства. Я лишь
раскладываю все по полочкам.
- Тебе повезло, что мне нравятся твои книги. Неудивительно, что тебя недолюбливают.
- Нет, нет, - дружелюбно улыбнулся Вейл, - меня не недолюбливают, меня просто презирают. Но когда я умру и права на мою книгу перейдут к
моим наследникам, тогда я завоюю уважение.
- Все шутишь?
- Да нет, я серьезно. Это весьма соблазнительная перспектива. Или самоубийство нынче считается политически некорректным?
- Вот черт! - Клавдия обняла Вейл а за шею. - Схватка только начинается. Я уверена, что к тебе прислушаются, когда ты попросишь свою долю.
Лады?
- Я вовсе не тороплюсь, - улыбнулся Вейл. - Чтобы решить, каким образом покончить с собой, у меня уйдет не меньше полугода. Терпеть не могу
насилия.
Внезапно до сознания Клавдии дошло, что Вейл и впрямь серьезен, и удивилась панике, охватившей ее при мысли о смерти Эрнеста. Нельзя
сказать, чтобы она любила его, хотя в течение непродолжительного времени они действительно были любовниками. Она даже не испытывала к нему
особой привязанности. Ее напугала мысль, что прекрасные книги, написанные им, значат для него меньше, чем деньги, что его искусство может
потерпеть поражение от такого презренного противника, как доллары. И этот испуг заставил Клавдию сказать:
- Если дела пойдут совсем уж плохо, мы с тобой поедем в Лас-Вегас, чтобы повидаться с моим братом Кроссом. Ты ему нравишься. Он что-нибудь
придумает.
- Он как раз недолюбливает меня, - засмеялся Вейл.
- У него доброе сердце, - стояла на своем Клавдия. - Уж я-то знаю своего брата.
- Ты его совсем не знаешь, - ответил Вейл.
***
Покинув празднество после церемонии вручения "Оскаров", Афина вернулась домой и сразу же легла в постель. Однако сон не шел, и она
несколько часов подряд беспокойно ворочалась с боку на бок. Напряжение сковало каждую мышцу ее тела. "Не позволю ему сделать это снова, - думала
она. - Ни за что. Я больше не могу жить в страхе".
Приготовив себе чашку чаю, она заметила, что рука чуть дрожит, поставила чашку на стол и порывисто вышла на балкон. Глядя в черное небо,
она простояла там почти до рассвета, но сердце ее продолжало отчаянно колотиться.
Тогда Афина оделась, надев белые шорты и теннисные туфли. И едва багровый шар солнца показался над горизонтом, она уже бежала. Бежала все
быстрее и быстрее, стараясь оставаться на плотном влажном песке полосы прибоя, даже не заботясь о том, чтобы не промокнуть, и холодные волны
время от времени захлестывали ее щиколотки. Она хотела, чтобы мысли прояснились. Она не позволит Бозу одержать над ней победу. Она слишком долго
и напряженно работала, чтобы добиться нынешнего положения. |