Разве мои руки уже не замараны по локоть? Влезть в одну или в две сточные канавы — какая разница?»
— Вчера, — Глокта понизил голос и заговорил мягко и вкрадчиво, как урчит кошка, — я смотрел на ваших дочерей в парке.
Лицо Ингелстада помертвело.
— Три юных непорочных существа, три нежных бутона, которые вот-вот раскроются. Одеты по последней моде, одна прелестнее другой. Самой младшей… лет пятнадцать?
— Тринадцать, — прохрипел Ингелстад.
— Ах вот как. — Глокта растянул губы в улыбке, показывая беззубые десны. — Она так рано расцвела. Ведь ваши дочери прежде не посещали Адую, если я не ошибаюсь?
— Не посещали, — ответил он почти шепотом.
— Полагаю, так и есть. Когда они прогуливались по садам Агрионта, их возбуждение и восторг были просто очаровательны. Готов поклясться, на них уже обратил внимание не один завидный жених в столице. — Улыбка Глокты медленно погасла. — Мне будет больно, лорд Ингелстад, если этих нежных прелестных созданий схватят и они окажутся в одном из самых суровых исправительных заведений Инглии. Там, где красота и изысканные манеры привлекают к себе внимание совсем иного рода. — Медленно наклонившись вперед, Глокта перешел на шепот и постарался придать своему голосу оттенок ужаса. — Такой жизни я не пожелал бы и собаке. И все по глупой неосмотрительности их отца, вполне способного это предотвратить.
— Но мои дочери… Их никак не касается…
— Мы выбираем нового короля! Это касается всех!
«Слишком жестко, возможно. Но суровые времена требуют жестких действий».
Опираясь на трость, Глокта с трудом потянул ногу. Его рука дрожала от напряжения.
— Я сообщу его преосвященству, что он может рассчитывать на ваш голос.
Ингелстад был сломлен. Он сдался, неожиданно и окончательно.
«Обмяк, как бурдюк с вином, который проткнули ножом».
Плечи лорда поникли. Лицо осунулось, на нем застыло выражение ужаса и безнадежности.
— Но, верховный судья… — прошептал он. — У вас нет ни капли сострадания?
Глокта только пожал плечами.
— Мальчишкой я был глуп и довольно чувствителен. Клянусь, я мог бы зарыдать, увидев муху, запутавшуюся в сетях паука. — Он скривился, поскольку острая боль сковала его ногу, когда он повернулся к двери. — Однако постоянная боль излечила меня от этого.
Это было маленькое собрание в очень узком кругу.
«Однако не скажешь, что в компании царит благодушие».
Наставник Гойл сидел за огромным круглым столом в огромном круглом зале и неотрывно смотрел на Глокту маленькими, как бусинки, глазами.
«И в этих глазах нет никакого расположения». |