Воины. Вечные Воины. Огненные Воины. Души Осеннего Огня.

    Не важно, кем они были до: гвардейцами, торговцами, нищими…

    Они сделали выбор.

    Они предпочли смерть рабству. Они умерли, сражаясь…

    Она стоит на одной из стен, окруженная пламенем, и смеется. И не важно, что сегодня - не ее день, не ее сила. Они призвали ее, они отдались ей: весь город. Все. До единого. Мужчины, женщины и дети. Теперь они - ее. Она в своем праве…

    Ткачиха резко дернула одну из оставшихся нитей.

    -  Он испортил мой узор… - пожаловалась она пустоте. - Это он открыл путь Осеннему Огню, он выпустил его.

    Пустота молчала.

    -  Он виноват. Он посмел противиться мне.

    Тишина…

    Ткачиха дернула нить. Еще одну, еще…. Еще и еще. Обрывки она бросала во тьму. Еще и еще и еще. Рыча, поминая Стихии и Хаос и Князей. И твердя его имя. Проклиная.

    -  Тиан Берсерк! Будь ты проклят, Тиан Берсерк! Пусть Хаос тебя сожрет, Тиан Берсерк!

    Успокоившись, она вернулась в свой гамак, с ужасом разглядывая узор, испорченный, изорванный ею же самой…

    -  Он виноват, - уже спокойней произнесла она. И он ответит… - Нара! Поди-ка сюда!

    -  Да, Великая, - юная девушка в зеленом платье, с покрасневшими от слез глазами, опустилась на одно колено, прикладывая руку с длинными, тонкими пальцами к груди. Ткачиха поморщилась - эта всегда ее раздражала.

    -  Я нашла тебе Род. - Ткачиха выбрала из пучка нитей одну и протянула ее девушке.

    -  Я принимаю его, Великая Эйш-тан.

    -  Запомни, Нара, ты жива, пока жив твой Род. Храни его…

    Она вновь поклонилась и исчезла.

    Ткачиха довольно улыбнулась. Пусть это мелочно, но…

    Тиан Берсерк ушел в Осенний Огнь, но далеко, за тысячи миль, в чреве деревенской девушки уже проросло его семя.

    Его сын. Сын, который положит начало Великому Роду. Роду Берсерков.

    Роду, хранить который будет баньши.

    Самая неуклюжая и глупая из рода баньши.

    Самая бесполезная…

    Это ли не высшая справедливость?

    ГЛАВА 1

    1 - 3 ноября

    Нара

    Его не нашли, если бы не я. Я сидела с ним до последнего вздоха, а умирал он тяжело, долго. Старик: дряхлый и никчемный, никому не нужный старикашка. Натужно хрипя, он бормотал, звал, просил прощения - впервые в своей долгой жизни он просил прощения. У сестры, у отца, у матери и деда… Его мутные, ставшие к старости серыми, глаза были полны боли. Он не раскаялся. Он боялся. Поэтому я не жалела его.

    Я не любила его - ненавидела. Он и его сестра - последние потомки когда-то многочисленного Великого Рода. И это он виноват, что Тарина так и осталась одинокой, никому не нужной старой девой, живущей при братце на положении рабыни, вынужденной удовлетворять все его прихоти. Она раньше брата появилась на свет, раньше и покинула. Из-за него я никогда не смеюсь, не улыбаюсь. Моя спина согнута, лицо изрезали глубокие морщины, волосы белее луни, а глаза выцвели. Она была последней девушкой в роду.