А что – по всему видать и вправду сошлись бы. Только не привелось... Потому что однажды вечером девушка повстречалась на лесной тропинке с развеселой компанией молодого сеньора, который выехал поохотиться и, по обыкновению, "чуток улучшить породу своих вилланов"; эти его забавы давно уже вызывали неудовольствие даже у иных соседей‑лендлордов – "Право же, сударь, ваша наклонность трахать все, что движется и дышит...". Дело было обыкновеннейшее, по серьезному‑то счету яйца выеденного не стоящее. Ну кто бы мог подумать, что эта дура потом возьмет, да и утопится... Убыло от нее, что ли? Не, братцы, верно люди говорят – все они там, на северах, чокнутые...

Хоронил Лианику один Ранкорн – старуха не пережила смерти внучки и на третий день угасла, так и не выйдя из беспамятства. Соседи пришли на кладбище главным образом полюбопытствовать – положит ли лесник на свежий могильный холмик стрелу с черным оперением, давая клятву мести? Но нет – не рискнул... Оно и верно – плетью обуха не перешибешь. Мало ли что он "человек короля" – король далеко, а лендлордова дружина (восемнадцать головорезов, по которым веревка плачет) – вот она, рядышком. А с другой стороны – конечно, жидковат в коленках оказался парень, заметно жиже, чем мнилось по первости... Эту, последнюю, точку зрения высказывали в основном те из поселковых, кто намедни побился сдуру об заклад (один к двум, а то и к трем), ставя на то, что Ранкорн объявит‑таки о намерении мстить, – и теперь вот кисло выкладывал проигранные денежки на липкий от пива стол в "Трехпинтовой кружке".

Молодой сеньор, однако, так не думал: во всем, что не касалось его сдвига по части розового мясца, он был на диво осмотрителен. Лесник никак не производил на него впечатления человека, который оставит эту историю без последствий либо (что, в сущности, то же самое) примется обивать пороги суда и строчить челобитные. Эта шустрая пейзаночка, коию он мимоходом облагодетельствовал на лесной опушке, невзирая на некоторые ее возражения (черт, укушенный палец ноет по сию пору)... Откровенно говоря – знать бы загодя, что на нее всерьез положил глаз такой парень, как Ранкорн, так он просто проехал бы себе мимо... тем более и девка‑то оказалась – тьфу, глядеть не на что... Ну да чего теперь говорить – сделанного не воротишь. Сопоставив собственные впечатления с мнением командира дружины, лендлорд уверился: отсутствием черной стрелы обольщаться не стоит, сие означает лишь, что Ранкорн не любитель театральных жестов и ему плевать на пересуды зевак. Серьезный человек – а значит, и отношения к себе требует серьезного... Той же ночью стоящий на отшибе дом лесника запылал со всех четырех концов. Входная дверь оказалась подпертой бревном, а когда багрово подсвеченное изнутри чердачное оконце закрыла тень вознамерившегося выбраться наружу человека, снизу, из темноты, полетели стрелы; больше уже никто вырваться из пылающего сруба не пытался.

Сгоревший заживо королевский лесник – это тебе не вшивый виллан, по собственной дурости угодивший под копыта господской охоты, тут концы в воду не очень‑то упрячешь.