Вы вот не помните, что раньше было такое — молодой капитан. Он был таким же символом, каким сейчас стал лётчик.

Это вам теперь не ботфорты, не трепещущий мостик, не

(И Еськов понял, что не только он, но и Конецкий знает это стихотворение наизусть.)

Так вот сейчас вам вместо брабантских манжет:

Имеется в виду, конечно, только общественный восторг. Есть особая обывательская оптика популярных профессий. Тогда это были капитаны, чуть позже — лётчики. Затем полярники… И среди капитанов были, понятно, ужасные люди. Но когда-то принадлежность к ним была чем-то вроде принадлежности к победившей армии. Причём слово «романтика» здесь не подходит. Понятно, из каких частей состоял этот символ. Что же включает в себя образ мифологического капитана? Ботфорты, нет, ботфорты, как я уже сказал, исчезли к тому времени вместе с брабантскими кружевами, осталось давно знакомое вам, Еськов, с детства: «Над шкафом висел поясной портрет моряка с широким лбом, сжатыми челюстями и серыми живыми глазами».

Вы на этом выросли, Еськов, а для нас это старшие товарищи, а иногда сверстники. В крайнем случае — поколение отцов, родовая память профессионалов: «Помимо наблюдений, воспоминаний, впечатлений, в мою книгу вошли исторические материалы, которые понадобились для образа капитана Татаринова. Для моего „старшего капитана“ я воспользовался историей двух завоевателей Крайнего Севера — Седова и Брусилова. У первого я взял мужественный характер, чистоту мысли, ясность цели. У другого — фактическую историю его путешествия. Дрейф моей „Св. Марии“ совершенно точно повторяет дрейф брусиловской „Св. Анны“».

Я вам расскажу, Еськов, что было на самом деле: три экспедиции отправились в 1912 году на Север, три судна начали своё путешествие — «Св. Анна», «Св. Фока» и «Геркулес». Три имени — Брусилов, Седов и Русанов. Лишь у одного из них — Седова — известна та дата, что пишется на могильном кресте справа от черточки, но и у него нет могилы.

Бог любит троицу, но судьба трех экспедиций была трагичной. Нет, и раньше смерть была членом экипажа судов в северных льдах. Семен Дежнев шёл к Анадырю, его собственными словами, так: «А было нас на коче двадцать пять человек, и пошли мы все в гору, сами пути не знаем, холодны и голодны, наги и босы…» Один из наших героев — Владимир Русанов видел такую, едва ли не типичную, картину: «На большом полуострове, оканчивающемся Чёрным мысом, образующим юго-западный конец Новой Земли, в безымянном, безвестном заливе я был привлечён тремя высокими, тёмными, наклонными столбами: оказалось, это были кресты.

Страшные новоземельские бури уже давно сорвали их поперечные брусья, обломали верхушки и, как голодные звери, со всех сторон изгрызли дерево.

А жаль — на этом дереве были надписи, вырезанные большими, глубокими славянскими буквами. Но теперь уже не разобрать ни имен, ни чисел, ни лет. Буря и годы навсегда унесли с собой мрачную тайну этих надгробных крестов. Сгнили и развалились избы, в которых жили, мучились и умирали эти безвестные северные герои. Ушел ли отсюда живым хоть один человек? Почему разбросаны черепа? Что это: песцы и медведи разрыли могилы? Или умерли все, а последние трупы так и остались непогребёнными? Кто угадает? Старые повалившиеся кресты не хотят раскрыть свою тайну». На рубеже веков движение к Северу, даже не к земле, а к математической точке, стало родом спорта, а то и безумства.

История освоения Севера напоминает трагический военный навал, когда бойцы лезут на пулемёт, слоями покрывая поле перед врагом. Вторая мировая война доказала действенность этой тактики. Так и капитаны, ложась в лёд, растворяясь в белизне, поднимали температуру местности на долю градуса.

В 1879 году американский офицер Де Лонг на шхуне «Жанетта» выходит из Берингова пролива, но корабль раздавлен льдами.