Буду завтра к 12 часам дня 17 января, генерал-адъютант Алексеев.»

Зачитав содержание телеграммы, Протопопов несколько секунд молчал.

Переваривал эти строки от генерала Алексеева.

Понятно.

Борзенько так-то...

Голицын наконец пришёл в себя, выпрямился:

— Скажите спасибо, Александр Дмитриевич, что у меня свои возможности имеются и мне удалось эту телеграмму получить, — не без гордости сказал премьер. — Надеюсь теперь то вы понимаете отчего у меня такое дрянное настроение?

— Государь получил эту телеграмму? — спросил Протопопов, стараясь сохранять спокойствие.

— Увы... — Голицын только развёл руками. — Сделать так, чтоб Государь император ее не получил — мне не под силу, да вы и сами понимаете, что это ничего не изменит.

— Понимаю...

— Теперь то вам ясно, чего я к вам прибежал на всех порах? Вы своими действиями...

— Заткнитесь, а? — оборвал премьера Протопопов.

Он перечитал телеграмму Алексеева вот уже в третий раз подряд. Что и следовало ожидать, собственно. В ставку немедленно сообщили о случившемся Думском зале Таврического дворца, а Алексеев не преминул возможностью воспользоваться и ситуацией и вмешаться с пользой для себя. Особо исчерпывающей информации по тому каким образом Алексеев собрался исправлять ситуацию, ее не было. Но из телеграммы отчетливо следовало, что Алексеев не прочь перекроить нынешнее правительство, а судя по некоторым намёкам в телеграмме, то генерал вовсе не прочь пойти дальше в своих политических запросах. Тем более, что внешне случай для этого видится более чем подходящий и Александр Дмитриевич даже рискнул предположить — как будет строится завтрашний разговор генерала Алексеева с Государем. Министр внутренних дел сошёл с ума и своими действиями паразитирует работу общественных организаций. Ну а дальше по тексту — ставит под угрозу весеннее наступление армии и грядущую союзническую конференцию. И вообще сумасшедший Протопопов попросту выставляет Россию перед союзниками полными идиотами, у которой правая тука не ведает, что делает левая пятка.

— Я то может и помолчу, Александр Дмитриевич, но я надеюсь, что вам более чем понятно, что Алексеев настроен решительно и может так случится, что в скором времени и мне, и вам, милостивый государь, придётся замолчать навсегда? — оживился Голицын. — Ну или вешать в тех местах, где нас с вами никто уже и слушать не станет — я про каторгу, господин министр!

— Боитесь, Николай Дмитриевич? — Протопопов улыбнулся в ответ.

Сложил телеграмму, отдавать листок Голицыну не стал. Оставил себе — спрятал во внутреннем кармане пиджака.

— Боюсь, — честно признался премьер. — Когда Алексеев узнаёт, что сталось с некоторыми его дружками, как Гучков... страшно подумать, что будет тогда.

Голицын аж поёжился.

— Бойтесь. Но только учтите, что если вы хотите что-то исправить, то уже сейчас от слов на необходимо переходить к действиям, — заметил Протопопов.

— Что вы предлагаете делать? — тотчас откликнулся премьер. — Извольте обьяснить, я крайне туго соображаю сейчас, прошу простить.

В этот момент в допросную заводили господ Гучкова, Чхеидзе и Керенского. Протопопов кивнул в из сторону.

— Видите голубчиков? У меня на руках признание Милюкова, что эти твари надумали совершить цареубийство.