Изменить размер шрифта - +
Теперь лишь немногие приходили, чтобы внимать словам оракула: пастух коз, желавший узнать, верна ли ему жена, или моряк в поисках добрых знамений, перед тем как предпринять путешествие через Коринфский залив.
   Настал конец времен, пришли последние дни Дельфийского оракула. После тридцати лет пророчествования она станет последней, кто носит имя Пифия.
   Последним Дельфийским оракулом.
   Но перед тем она должна выполнить заключительную миссию.
   Пифия повернула лицо к востоку, где утреннее небо начинало светлеть.
   «О розовощекая Эос, богиня утренней зари, поторопи Аполлона, пусть поскорее впрягает своих четырех коней в колесницу солнца».
   Одна из сестер, молодая прислужница, появилась из храма за ее спиной.
   — Госпожа, идемте с нами! — взмолилась она.— Еще не поздно! Мы еще можем спастись вместе с остальными в верхних пещерах!
   Пифия успокаивающим жестом положила руку на плечо девушки. Ночью остальные женщины взобрались по неровному склону к вершине горы и укрылись в пещерах Диониса. Но у Пифии здесь было еще одно, последнее дело.
   — Госпожа, на то, чтобы исполнить последнее пророчество, не остается времени.
   — Я должна сделать это.
   — Тогда делайте прямо сейчас, пока еще не слишком поздно.
   Пифия отвернулась.
   — Нужно дождаться рассвета седьмого дня.
   Когда накануне вечером солнце опустилось за горизонт, она провела все необходимые приготовления: совершила омовение в источнике Кассотиды и сожгла листья священного лавра на большом алтаре из черного мрамора, стоявшем напротив храма. Она в точности следовала ритуалу — тому самому, который выполнила самая первая Пифия много тысяч лет назад.
   Только сейчас оракул была не одна в ходе этой церемонии очищения.
   Рядом с ней находилась девочка, лишь недавно встретившая свое двенадцатое лето.
   Такое маленькое существо и такое странное.
   Девочка стояла обнаженной в водах источника, пока старшая женщина омывала и умащивала ее кожу. Она не произнесла ни слова, просто стояла, сжимая и разжимая пальцы, словно пыталась ухватить что-то, видимое только ей. Какой бог подверг ребенка столь суровому наказанию и при этом благословил его? Уж точно не Аполлон. Поскольку слова, произнесенные девочкой тридцать дней назад, могли быть продиктованы только богом. Слова, которые быстро распространились и зажгли факелы, поднимавшиеся сейчас по склону горы. О, лучше бы этого ребенка сюда не приводили!
   Пифия помнила слова, произнесенные одной из ее предшественниц, умершей много веков назад. Это было грозное предостережение. Император Август спросил ее:
   — Почему оракул стал столь молчалив?
   Сестра ответила:
   — Иудейский юноша, бог, который правит благословенными, велит мне покинуть этот дом...
   Эти слова оказались воистину пророческими. Культ Христа разрастался, грозя поглотить всю империю и не оставляя надежд на возвращение прежней жизни.
   И вот месяц назад к ступеням храма привели эту странную девочку.
   Пифия отвернулась от огней и стала смотреть в сторону адитона, внутреннего святилища храма Аполлона. Там ее ждала девочка.
   Она была сиротой родом из далекого города Киос. Люди веками приводили сюда таких детей, желая переложить тяготы по их воспитанию на плечи сестер. Большинство из них отправляли обратно, позволяя остаться лишь идеальным — со стройными ногами, красивыми руками, ясным взглядом и, конечно же, девственным. Аполлон ни за что не принял бы для своего пророческого духа сосуд более низкого качества.
   Поэтому, когда эта тонкая, словно тростинка, девочка появилась обнаженной на ступенях храма, Пифия сначала едва удостоила ее взглядом.
Быстрый переход