Сцена превращения Арлекина, сбросившего маску шута. О боже, Арлекин, не нужно так двигаться! Арлекин, где твои руки? А ноги слились воедино и стали извиваться по полу. И что за кошмарное чавкающее углубление там, где должно быть твое лицо? «Что хоронит себя прежде, чем умрет?» Всемогущая змея мудрости — Червь Завоеватель.
Теперь это происходило по всей пещере. Отдельные участники сборища смотрели пустым взглядом, на мгновение впадая в ледяной транс, а потом падали на пол, чтобы начать процесс тошнотворной метаморфозы. Чем громче и неистовее Тосс читал свою молитву (или проклятие), тем чаще это происходило. Потом они начали извиваться в направлении алтаря, и Тосс приветствовал эти существа, стремящиеся вползти наверх. Теперь я понял, что за безвольная фигура там лежит.
Это Кора, она же Персефона, дочь Церера и Королевы Зимы; дитя, похищенное и насильно уведенное в нижний мир мертвых. Да только у этого ребенка не было ни сверхъестественной матери, чтобы его спасти, ни настоящей живой. Ибо жертва, свидетелем которой я стал, была лишь эхом той, что принесли двадцать лет назад, карнавального пиршества предыдущего поколения — о, carne vale![25] А теперь обе, и мать, и дочь стали жертвами этого подземного шабаша. Я осознал истину, когда фигура на алтаре пошевелилась, подняла свою ледяной красоты голову и пронзительно закричала при виде немых ртов, смыкавшихся вокруг нее.
Я выскочил из пещеры в туннель, убеждая себя, что не могу ничего сделать. Те из них, что еще не превратились, погнались за мной. Не сомневаюсь, что они бы меня догнали, поскольку я успел пробежать всего несколько ярдов и упал. И на секунду вообразил, что мне тоже придется пройти трансформацию, но меня к этому не подготовили, как остальных. Услышав приближающиеся шаги, я решил, что на алтаре меня ждет еще более ужасная судьба. Но шаги внезапно остановились, а потом начали удаляться. Они получили приказ от своего верховного жреца. Я его тоже услышал, хотя лучше бы не слышал, потому что до этой минуты считал, будто Тосс меня не помнит. Но это был голос, который учил меня другому.
И мне позволили уйти. Я с трудом поднялся на ноги и в полной темноте (фонарь разбился при падении) проделал весь обратный путь по туннелю.
После того как я выбрался из туннеля и выкарабкался из ямы, все происходило очень быстро. Я помчался через лес к дороге, стирая с лица жирный грим. Остановилась проезжавшая мимо машина — впрочем, я не оставил ему выбора, разве только переехать меня.
— Спасибо, что остановились.
— Какого черта вы тут делаете? — спросил водитель.
Я перевел дыхание.
— Надо мной подшутили. Фестиваль. Друзья решили, что это будет очень забавно… Пожалуйста, поехали!
Он высадил меня примерно за милю от города, откуда я и сам сумел найти дорогу — ту же самую, по которой приехал в Мирокав в первый раз, летом. Я остановился на вершине холма, глядя вниз, на эту оживленную деревушку. Фестиваль продолжался и не затихнет до утра. Я спустился вниз, к приветливому зеленому свечению, незаметно проскользнул мимо празднующих и вернулся в отель. Никто не видел, как я поднимался в свой номер. Право же, в этом здании царила атмосфера отсутствия и заброшенности; у стойки в холле тоже никого не было.
Я запер дверь номера и рухнул на постель.
VII
Проснувшись утром, я увидел в окно, что на город и окрестности ночью обрушился снегопад — один из тех, что невозможно предсказать. Снег все еще валил, собираясь в сугробы на опустевших улицах Мирокава, и дул сильный ветер. Фестиваль закончился. Все разошлись по домам.
Именно это намеревался сделать и я. Любые мои действия, касающиеся увиденного ночью, следовало отложить до тех пор, пока я не покину город. Любые обвинения, которые я мог выдвинуть против жителей трущоб Мирокава, будут (и должны быть) оспорены как неправдоподобные. |