|
Она деловито ощипывалась, дружески глядела на меня, прыгала по коноплине, точно по огромному дереву, клевала мух и саранчу, открывала клюв и неслышно для меня чиликала. В дождь она сидела нахохленная под листом лопуха. Ей было очень одиноко без птенцов. Под листом лопуха у нее гнездышко. Там даже птенцы зашевелились было, но добралась до них кошка и сожрала всех до единого. Мухоловка тихо дремала под лопухом. С листа катились и катились капли. Глаза птички затягивало слепой пленкой. Глядя на птичку, и я начинал зевать, меня пробирало ознобом, губы мои тряслись. Я засыпал под тихий, неслышный дождь и думал о том, что хорошо бы посадить на "моей земле" дерево. Выросло бы оно большое-пребольшое, и птичка свила бы на нем гнездо. Я закопал бы плоды шипицы под деревом: -- шипица -- дерево ханское, платье на нем шаманское, цветы ангельски, когти дьявольски -- попробуй сунься, кошка! В один жаркий, солнечный день, когда болезнь моя утихла и мне даже стало тепло, я пошел за баню и нашел там росточек с коричневым стебельком и двумя блестящими листками. Я решил, что это боярка, выкопал и посадил за сараем. У меня появилась забота и работа. Ковшиком носил я воду из кадки и поливал саженец. Он держался хорошо, нашел силы отшатнуться от тени сеновала к свету. "Куда это ты таскаешь воду?" -- маячила мне бабушка. "Не скажу! Секрет!" -- маячил я ей руками, будто и она была глухая. Часами смотрел я на спой саженец. Мне он начинал казаться большой остроиглой бояркой. Вся она была густо запорошена цветами, обвита листвой, потом на ней уголочками загорались ягоды с косточкой, крепкой, что камушек. На боярку прилетала не только мухоловка, но и щеглы, и овсянки, и зяблики, и снегири, и всякие другие птицы. Всем тут хватит места! Дерево-то будет расти и расти. Конечно, боярка высокой не бывает, до неба ей не достать. Но выше сеновала она, пожалуй, вымахает. Я вон как ее поливаю! Однако саженец мой пошел не ввысь, а вширь, пустил еще листья, из листьев -- усики. На усиках маковым семечком проступили крупинки, из них вывернулись розоватые цветочки. К этой поре я уже стал маленько слышать, пришел к бабушке и прокричал: -- Баб, я лесину посадил, а выросло что-то... Бабушка пошла со мной за сеновал, оглядела мое хозяйство. -- Так вот ты где скрываешься! -- сказала она и склонилась над саженцем, покачала его из стороны в сторону, растерла цветочки в пальцах, понюхала и жалостно посмотрела на меня. -- Ма-атушка. -- Я отвернулся. Бабушка погладила меня по голове и прокричала в ухо: -- Осенью посадишь... И я понял, что это вовсе не дерево. Саженец мой, по заключению бабушки, оказался дикой гречкой. Обидно мне сделалось. Я даже ходить за сеновал бросил, да и болезнь моя шла на убыль, и меня уже отпускали бегать и играть на улицу с ребятами соседа нашего -- дяди Левонтия. Осенью бабушка вернулась из лесу с большой круглой корзиной. |
