. Конечно, Лысуха не пролезет в такую щель, но я-то запросто...
Лысуха пьет, и Гнедко пьет. У Алешки испуганное лицо, он уже, как
видно, и не рад, что пошел за конями. И я не рад. Кольча-младший держит
обеих лошадей за оброти, протяжно, медленно посвистывает, и под этот свист
Лысуха с Гнедком тянут, тянут воду. Вот подняли головы, дышат,
осматриваются. На темной морде Гнедка сейчас же белым светом загораются
тонкие волоски. И у Лысухи тоже стекленеет от мороза волос, торчит
вразнотырку.
Постояли, подумали лошади, еще раз ткнулись мордами в прорубь и ровно
бы с сожалением отвернулись от нее, стали медленно поворачиваться.
Вот теперь-то наступило самое главное! Страшная прорубь осталась
позади. Кольча-младший, отломав ветку от елки, хлещет по заду Лысуху и
Гнедка. Лошади берут в рысь. Нас с Алешкой закидывает, и мы с трудом
удерживаемся на конях, мы скачем, испуганно ухватившись за гривы и оброти,
потом уже гарцуем смело, будто балуясь. Ребятишки катаются на салазках,
останавливаются, смотрят нам вслед завидно, иные парнишки бегут следом,
кричат. А мы скачем, а мы скачем! Еще до дому далеко, еще только в переулок
въехали, но я кричу что есть мочи:
-- Деда, открывай ворота!
Алешка тоже что-то блажит.
Дедушка распахивает ворота, машет, чтобы мы пригнулись -- иначе сшибет
надбровником ворот. К великому нашему удовольствию, лошади на рыси вбегают
во двор, и мы получаем сполна плату за все наши радости. Гнедко
останавливается, за ним Лысуха, и сначала я, затем Алешка летим
подшибленными воронами через головы лошадей в снег и барахтаемся там,
ослепленные, задохнувшиеся.
Дед с ухмылкой уводит лощадей в теплый двор. Кольча-младший запирает
ворота и хохочет. Бабушка, выглядывая в чуть оттаявшее кухонное окно, тоже
беззвучно трясет головой и ртом. И мы начинаем похохатывать, будто и нам
весело, да оно и на самом деле весело, по своей уж воле и охоте мы
устраиваем свалку посреди двора и являемся домой так устряпанные, что
бабушка всплескивает руками: "Да не черти ли на вас молотили?!"
В конюшне раздается визг, стук -- это Лысуха устраивается, лягает
нашего смирного коня с грозным именем Ястреб.
-- Я те, волчица ободранная! -- кричит Кольча-младший. и Лысуха
усмиряется.
Дед еще раз обходит сани, у которых связанные перетягой оглобли целятся
в небо, пинает по заверткам, бросает в одни сани вилы деревянные и железные,
грабли, Привязывает бастрыги, а в передок других саней вставляет звонкий
топор, который я недавно лизнул, будто сахар, и оставил на нем лафтак языка. |