— Что смотришь? — с ненужной грубостью спросил у нее Карим. Сердце у него обливалось кровью, и от этого он говорил намного резче, чем требовалось. — Накрывай на стол, гости проголодались.

Не проронив ни звука, жена бесшумно скользнула мимо него на кухню.

— Проходите, — сказал Карим гостям, — располагайтесь как дома. Перекусите, выпейте, отдохните…

— Спасибо, дорогой, — сказал Руслан, делая знак своему спутнику и проходя в гостиную. Пулеметчик даже не подумал вытереть ноги, и на полу позади него остались грязные следы. — Угощение — это очень хорошо, но мы пришли по делу.

— Знаю, — стараясь, чтобы это прозвучало нейтрально, сказал Карим. Но дела лучше всего обсуждать со стаканом в руке, разве не так?

— Ну если тебе так легче… Шучу, дорогой, шучу! Хороший хозяин обязан угостить гостя, и плох тот гость, который отказывается от угощения!

Усадив гостей, Карим направился в спальню: нужно было одеться. Долговязый пулеметчик сделал движение, словно намереваясь последовать за ним, но Руслан подал едва заметный знак глазами, и он расслабился, развалившись в кресле и вытянув до самой середины комнаты обтянутые камуфляжем голенастые ноги в облепленных мокрой глиной высоких ботинках. Пулемет он держал на коленях, как будто тот прирос к рукам, сделавшись их продолжением.

В спальне Карим торопливо натянул брюки, свитер и носки и подошел к зеркалу. Лицо у него было белое с прозеленью, как тронутый плесенью козий сыр. Впрочем, вполне возможно, виноват был желтушный свет сорокаваттной лампочки без абажура, которая свисала с середины потолка на пыльном витом шнуре. Волосы были всклокочены, глаза беспокойно бегали. Карим просто боялся и при этом точно знал, чего именно.

Руслан командовал отрядом, который Карим покинул чуть более полугода назад. Нет, Карим не дезертировал, и никакой иной вины перед Русланом за ним не числилось. Просто, когда федералы начали отжимать их к горам и брать в кольцо, Руслан сказал: все, расходитесь по домам. Сдайте оружие, федералы обещали амнистию всем, кто добровольно выйдет к ним с поднятыми руками. Мы можем умереть сейчас, а можем дождаться лучших времен и нанести русским удар в спину. Расходитесь по домам и живите, кто как сумеет. Когда пробьет час, я вас позову…

Спускаясь в долину, Карим очень рассчитывал на то, что обещанный час не пробьет никогда. Все эти шесть месяцев он с замиранием сердца ждал известия, о том, что Руслан убит в перестрелке или взят в плен и ждет суда. Хорошие времена остались в прошлом, и теперь браться за оружие было не только опасно, но и невыгодно. Многие пути поступления денег были перекрыты федералами, и половина купюр, которыми командиры расплачивались с боевиками, на поверку оказывались фальшивыми. А кроме всего прочего, каждое утро просыпаться в собственной постели оказалось неожиданно приятно…

Он наспех пригладил волосы щеткой, бросил последний тоскливый взгляд на свое отражение в зеркале и вышел в гостиную. Жена уже накрывала на стол, держась тихо и незаметно, как и подобает мусульманской женщине в присутствии мужчин. Даже, пожалуй, еще тише: она тоже боялась, и у нее были все основания для страха. Жена Карима носила под сердцем ребенка и понимала, что от того, как поведет себя муж, зависит и ее жизнь, и жизнь их нерожденного сына. Именно сына, потому что так хотел Карим-Карим осторожно подсел к столу, взял в руку бутылку водки и вопросительно взглянул на Руслана.

— Наливай, дорогой, — разрешил тот. — Выпьем за встречу и за успех нашего дела. Но сначала — за встречу.