Голос Бака сорвался. Мэтью закрыл глаза, стараясь загнать поглубже чувство вины.

— Я не собираюсь остаток своей жизни расплачиваться за то, что не мог предотвратить, и не собираюсь смотреть, как ты заканчиваешь то, что начала акула.

— Мэтью, я прошу тебя остаться. Мы могли бы начать свой бизнес. Катать туристов, например. — Бак сглотнул комок в горле. — Я буду честно тянуть свою лямку.

— Не могу. — Аппетит куда-то пропал, и Мэтью, оттолкнув еду, встал. — Я отправляюсь за «Изабеллой». Найду я ее или нет, но я верну свою жизнь. На дне полно затонувших судов, и будь я проклят, если соглашусь до конца дней разделывать железо или катать туристов.

Бак уставился на свои дрожащие руки.

— Значит, я не могу остановить тебя. — Он глубоко вздохнул, расправил плечи. — Тогда я отправляюсь с тобой.

— Послушай, Бак…

— Я не пью ни капли уже десять дней. Я трезв. Может, я еще не очень устойчив, но я трезв.

В первый раз Мэтью внимательно взглянул на Бака. Под глазами синяки, но глаза ясные.

— Ты и раньше мог продержаться десять дней, Бак.

— Да. Но не сам. Я тоже в этом кровно заинтересован, Мэтью. До смерти страшно возвращаться туда, но я не отпущу тебя одного. Лэситеры всегда держатся друг за друга… Ты хочешь, чтобы я умолял тебя?

— Господи, конечно же, нет. — Мэтью потер лицо руками. У него была тысяча причин для отказа и только одна, чтобы согласиться: Бак — вся его семья. — Я не смогу нянчиться с тобой, не смогу следить, чтобы ты не нализался. Тебе придется работать, отрабатывать свое место на яхте.

— Я знаю, что мне делать.

Мэтью повернулся к приятелю, молча доедавшему ужин.

— Ларю, что ты на это скажешь?

Ларю промокнул рот бумажной салфеткой.

— Ну, я думаю, что еще две руки нам не помешают, если, конечно, они не трясутся. — Он пожал плечами. — А если трясутся, используем его как балласт.

Несмотря на унижение, Бак вскинул голову.

— Я буду честно выполнять свою часть работы. Джеймс хотел найти «Изабеллу». Я помогу вам ради него.

— Ладно, — кивнул Мэтью. — Собирай свои шмотки. МЫ отплываем на рассвете.

Глаза сообщали, что за иллюминатором самолета — день, но тело отказывалось этому верить. Ей казалось, что она сделана из очень тонкого и очень хрупкого стекла, которое разлетится вдребезги при малейшем неосторожном движении.

Но она дома! Или почти дома. Осталось только добраться от этого крохотного аэропорта до Хаттераса. Последний рывок в автомобиле, и она не шевельнется по меньшей мере сутки.

В консервной банке с пропеллерами, на которую Тейт успела в Норфолке, она была единственным пассажиром. Как только самолет остановился, пилот повернулся к ней и поднял оба больших пальца. Тейт ответила неопределенным жестом и еще более неопределенной улыбкой.

Ей столько всего надо обдумать, но мозги отказывались работать. Обнаружив связь экспедиции с Ван Дайком, она была занята одним: поскорее добраться до дома. По странной иронии судьбы, когда Тейт запихивала свои вещи в сумки и чемодан, позвонил отец и попросил ее вернуться как можно скорее.

Она и вернулась, причем в рекордный срок.

Всю дорогу ее утешала лишь одна мысль: Ван Дайку наверняка сообщили, что рыбка сорвалась с крючка и находится в тысячах миль от наживки.

Повесив на плечо сумку, подхватив портфель, Тейт спустилась по узкому трапу на бетонную полосу: Колени дрожали, голова кружилась. Хорошо, что она не забыла нацепить солнечные очки.