Босх кивнул и поднялся.

– Только не забудьте, – добавила Дюваль, – если что-нибудь обнаружите, прежде чем действовать, поговорите со мной.

– Не сомневайтесь.

Они уже выходили из кабинета, когда Дюваль окликнула его:

– Гарри, задержитесь на секунду!

Босх взглянул на Чу и удивленно изогнул брови. Он не догадывался, о чем пойдет речь. Дюваль вышла из-за стола и закрыла дверь.

– Хотела сообщить, что пришел ответ на ваше заявление о продлении срока службы сверх пенсионного возраста. Вам предоставили четыре года с учетом отработанного.

Босх, не сводя с нее глаз, подсчитал в уме и кивнул. Он просил по максимуму: пять лет без учета уже отработанного. Что ж, надо довольствоваться тем, что дают. Он проработает совсем недолго после того, как дочь кончит школу. Но это все-таки лучше, чем ничего.

– Рада за вас, – улыбнулась Дюваль. – Вы останетесь с нами еще на тридцать девять месяцев.

Судя по тону лейтенанта, от нее не укрылось, что Босх разочарован.

– Все в порядке, – быстро произнес он. – Я тоже рад. Только пока не могу сообразить, что буду делать с дочерью. Но все хорошо. Я доволен.

– Вот и отлично.

Дюваль дала понять, что разговор окончен. Поблагодарив ее, Босх вышел из кабинета. Оказавшись в помещении оперативного состава, окинул взглядом пространство со столами, перегородками и шкафами, наполненными делами. Здесь его дом. И он в нем останется. Пока.

Они принесли с собой дело об убийстве и небольшой ящик с архивными уликами 1989 года.

– Так, – начал Босх, когда все расселись. – Значит, вы на нас не в обиде за то, что мы беремся за это дело? Если в обиде, пойдем к лейтенанту и скажем, что вы хотите продолжать расследование.

– Нет, все в порядке, – ответил Шуллер. – Мы оба задействованы в суде. Поэтому так даже лучше. Это наше первое судебное заседание в этом отделе, и мы хотим проследить за тем, чтобы был вынесен обвинительный вердикт.

Босх кивнул и небрежно открыл дело.

– Тогда просветите нас, что к чему.

Шуллер сделал знак Долан, и та начала излагать суть того, что содержалось в папке, а Босх тем временем переворачивал подшитые страницы.

– Жертва – девятнадцатилетняя Лили Прайс. Ее похитили на улице, когда она в воскресенье днем возвращалась домой с пляжа в Венис. В то время место захвата определили в границах поблизости от Спидуэй и Войедж-стрит. Сама Прайс жила на Войедж с тремя компаньонками. Одна из них была с ней на пляже, а две другие остались дома. Она пропала между двумя указанными пунктами. Сказала, что пошла принять ванну, но в квартире не объявилась.

– Полотенце и аудиоплейер она оставила на пляже, – добавил Шуллер. – Следовательно, собиралась вернуться. Но не вернулась.

– Ее тело нашли на следующее утро на камнях в водостоке, – продолжала Долан. – Девушку раздели, изнасиловали и задушили. Одежду так и не нашли. Веревка исчезла.

Босх перелистал несколько пластиковых страниц с блеклыми фотографиями с места преступления, сделанными «Полароидом». Глядя на жертву, он невольно подумал о дочери – перед ней в ее пятнадцать лет открывалась целая жизнь. Раньше взгляд на такие снимки подогревал его, разжигал в нем огонь, необходимый для того, чтобы быть безжалостным. Но с тех пор как Мэдди переехала к нему жить, смотреть на фото жертв становилось все труднее.

Хотя огонь в нем все равно загорался.

– Откуда получены пробы ДНК? – спросил он. – Из семени?

– Нет. Убийца пользовался презервативом, или извержения семени не произошло.