— Я не про то, Павел. — Инженер перемещался на одеяльце так, чтобы всё же не упускать из виду приглянувшихся девиц. — Ты меня не совсем понял. Не победы хочу вспоминать, а наслаждения. Такие наслаждения, чтобы годы спустя голова кружилась. У меня их не было. Да и откуда. С шестнадцати годов воз волоку без отдыха. Обижаться сильно не приходится, дорога накатанная, торная, ты прав: много нас по ней бредёт, придурков; но сходить с неё ни разу не довелось — вот о чём ныне тоскую. И завидую тем, кому удавалось. Может, они и ноги ломали на обочинах, зато у них воспоминания иные. Их по глазам всегда можно отличить. Да что я перед тобой, Павел, распинаюсь, ты овечкой прикидываешься, а я ведь вижу — дровишек в прошлом немало наломал. Чего уж там, да?

— Ошибаешься, Степаныч, не наломал. Хотел один разок наломать, да вовремя пригнулся. А то бы башку оторвало.

— Не верю тебе! Хоть убей, не верю. Очень ты скрытный человек, Павел. Это нехорошо… От меня чего скрываться…

Когда встречались возле дома, выкуривали по сигаретке перед сном — разговоры были совершенно иного свойства. Поразительно, до чего иного.

— Чёрт те что, Павел Данилыч, какой нескладный денёк выдался, — жаловался Степан Степаныч, лучась младенчески невинным взглядом. — На работе ревизия из министерства, очередной переаттестацией пугают. А чего меня переаттестовывать, когда до пенсии два шага? Верно? И ведь придираются к каждой мелочи, бумажные черви. Целый день на ушах простоял. Потом в школу пошёл на собрание. А там того хуже. У Ёлочки (младшая его дочка) две тройки и замечание в дневнике. Скрыла, вертихвостка. Ну что её — пороть? Говорят, непедагогично. И что обидно: способная девочка, ты же её знаешь. Но невнимательная, безалаберная. Я уж думаю взять отпуск да сидеть с ней. Всё-таки восьмой класс, не шутка. Сейчас упустишь, после не наверстаешь. Вот так и получается. Третий год отпуск зимой беру, и когда по-людски отдыхал — не помню. Тебе хорошо, у тебя семеро не сидят по лавкам… Но честно скажу — не завидую. Какие радости в жизни, кроме детей? Мне бы волю дай, я бы ещё семь штук настрогал. Тебе советую, Павел, пока молодой — не затягивай. Для мужика — семья главное.

— Дак у меня пока и жены нет.

— И это напрасно валандаешься. Столько хороших женщин вокруг, и все одинокие. Хочешь, поспособствую? У нас есть одна на работе, по всем статьям тебе пара. Красивая, нрав спокойный, зарабатывает чистыми триста в месяц. Маленько сутулится при ходьбе, но это после родов пройдёт. Да и что внешность, верно? С лица воду не пить. Давай, завтра познакомлю?

— Завтра не выйдет, Степаныч. Завтра наши с французами играют. Матч хоть и товарищеский, но важный. Нельзя пропустить.

— Пропустить нельзя, ты прав, совместить можно. Она вроде тоже не чурается большого спорта. Подкованная девица. С ней скучать не придётся. Она и на пианино играет.

— У меня пианино нету.

— Купите. С её трёхсот много чего можно купить, бедствовать не придётся… А ты, если не секрет, сколько получаешь?

— Да тоже, пожалуй, на круг столько и выходит.

— Это хорошо. Когда женщина больше мужика получает, так или иначе это на отношениях сказывается. Уважение уже к мужчине не то.

Женщину он ему вскоре привёл отменную — Катерину Демидовну Прохоровикову. В субботу Пашута после завтрака подрёмывал на кровати с газеткой, на дверной звонок пошёл как был, в затрапезном халате, гадая, кто бы мог заявиться в такую рань.