– Оно бы и неплохо, – ответил Шэдроу, глядя на темный телеэкран. Телевизор был настроен на Си-би-эс, второй канал, и яркость была убрана до предела, до благословенной безликой темноты. – Но даже тогда никто не подумал, что это убийство. – Он зевнул так широко, что по серым щекам покатились розовые слезы. – Что я мог бы сделать, так это отправиться к ней в офис, когда она будет там. – Он сделал паузу, чтобы снова глотнуть воздуха. – И немного вздремнуть в приемной.

– Ох, ё… Только не это! Столько ни в чем не повинных людей!

Шэдроу не хватило сил, чтобы ответить, и он просто махнул рукой.

Глава 13

– Надеюсь, ты не думаешь, что это настоящие слезы? – спросил Труляля с презрением.

«Если от перекрестка с 405-го шоссе ехать на юг по Лонг-Бич-фривей, – думала старуха, – то окажешься за кулисами Л.-А.». Слева выстроится длинный ряд непрерывно кланяющихся коричневых кузнечиков – насосных установок нефтяных скважин, – за которыми лежит спрямленное машинами русло реки Лос-Анджелес, а справа, за узкой полосой земли, поросшей чахлым кустарником, потянутся железнодорожные пути. От больших стальных астерисков, укрепленных на вершинах мачт электропередач, разбегаются натянутые высоковольтные провода, а в обнесенных сетчатыми изгородями дворах за путями столпились неприкаянные товарные вагоны. Все это просто-напросто снабжение, без всякой косметики. Даже когда автострада разветвляется, попадаешь на Харбор-Синик-драйв, по полосам со страшным ревом будут мчаться грузовики, волочащие огромные полуприцепы, а горизонт по правую руку будет исколот скелетами башен портальных кранов. В воздухе пахнет сырой нефтью, хотя оттуда, наверное, уже будет виден океан.

Лоретта Деларава вздохнула и уже не в первый раз задумалась о том, что означает странный логотип на кранах – «ОНО» было выведено по трафарету огромными черными буквами на каждом из них и легко читалось с воды, даже с того расстояния, которое разделяло краны и ее саму, стоявшую на высокой прогулочной палубе «Куин Мэри».

«Оно? – думала она. – Что – оно? Вернется ли оно – он – на днях за своими клейменными детьми?» Она представила себе, как с моря доносится зов туманной сирены, и краны тяжело поднимают свои решетчатые руки в покорном благоговении.

Она покрепче ухватилась за перила открытой палубы и посмотрела прямо вниз. В сотне футов под нею лежал разделявший «Куин Мэри» и бетонный пирс узкий канал, через который были перекинуты швартовые канаты, электрические кабели и оранжевые шланги такой толщины, что внутри мог бы проползти ребенок. Там, слева от нее, причал подходил прямо к черному утесу корпуса судна, и утренняя смена выгружала коробки из грузовиков. Сквозь крики чаек она слышала раздраженные мужские голоса, доносившиеся откуда-то снизу.

«Механика снабжения и утилизации отходов, – подумала она. – Когда ни посмотри, увидишь одно и то же».

Она отвернулась от вида на юг, посмотрела на истоптанные тиковые доски палубы и откусила немного от полуфунтового куска ореховой помадки, которую только что купила. Через несколько часов на палубе будет полно туристов, все в шортах, даже в октябре, со своими шумными детьми, снующими повсюду с капающим на палубу мороженым, глазеющими на застекленные витрины кают первого класса и гадающими, для чего нужны биде. «Они не распознают элегантности, – подумала она, – даже если она подойдет и примется кусать их за задницы».

Во время Второй мировой войны «Куин Мэри» возила солдат, и плавательный бассейн первого класса осушили и заставили койками прямо под сводчатый потолок. А до того, в тридцатых, потолок был отделан перламутром, так что гостям представлялось, будто они купаются под переливающимся волшебным светом небом, но солдаты, спавшие на верхнем ярусе, все ободрали, и теперь потолок был просто отделан белой плиткой.