– Да? – он тоже остановился, чуть поморщился. – Видимо, я переутомился… – Холберг потер указательным пальцем висок. – Извините, Вайсфельд, я иной раз путаю время событий. Особенно, когда обстоятельства схожи…Ч-черт, как голова ноет… – он недовольно глянул вверх, где среди истончившихся серых облаков на мгновение показалось тусклое солнце. – Меня раздражает солнечный свет… Впрочем, вы знаете. Черт возьми, я забыл с утра закапать глаза… – мой друг вздохнул. – Никогда раньше не жаловался на память, но, похоже, отсутствие витаминов сказывается… Забываю услышанные слова, забываю обстоятельства… Конечно, с госпожой Бротман мы беседовали днем раньше, чем с несчастным рабби Аврум-Гиршем. Вы, безусловно, правы. Там стояла госпожа Лизелотта Ландау-фон Сакс. Ну конечно, ведь после раввина мы беседовали с ней. Верно, Вайсфельд?

Я встревожено заглянул ему в лицо. Холберг был чрезвычайно бледен, только глубоко запавшие глаза лихорадочно блестели.

– Черт возьми, Холберг, уж не заболели ли вы? – спросил я. – Дайте-ка пощупать ваш пульс.

Он послушно протянул мне руку: сухую и горячую наощупь, продолжая думать о чем-то своем. Пульс, как я и предполагал, оказался учащенным, с неровным ритмом и слабым наполнением.

– Да вы, похоже, всерьез заболели, мой друг, – заметил я в растерянности. – Можете свалиться в любую минуту… То ли у вас начинается серьезная простуда, то ли вы очень переутомились.

Холберг убрал руку.

– Может быть, я и в самом деле заболел, – сказал он с характерным для больного раздражением. – Не исключено, что болезнь и путает мои мысли. Что ж, такое бывает… – он вдруг в коротком приступе сухого кашля. – Простите, – сдавленным голосом произнес Холберг. – Я просто поперхнулся… Да, но все-таки… Во время разговора с раввином, вот так стояли мы, вот так – мальчики во главе с юным гением Хаимом, а вот так, в нескольких шагах слева – несколько дам… – его чуть подрагивающая рука повисла в воздухе. – Разумеется, поскольку я думаю о нашем деле, я мог перепутать одну из них с госпожой Бротман или госпожой Ландау… Ну да, теперь я точно вспомнил: там стояли три женщины, и одна из них несколько напоминала вашу помощницу. Потому я и ошибся…

Я потерял терпение. Упрямство, с которым Холберг отстаивал свое заблуждение, носило, конечно же, болезненный характер, и мне не следовало так уж жестко на него реагировать. Но сегодняшние события – да и все, произошедшие в последнюю неделю, – стали слишком серьезным испытанием для моих нервов.

– Да ничего подобного, Холберг! – запальчиво воскликнул я, не сдерживаясь более. – Никаких женщин при нашем прощании с рабби Аврум-Гиршем не было и в помине!

– Но кто-то же там стоял! – Холберг тоже повысил голос, так что двое или трое прохожих испуганно шарахнулись в сторону. Бывший полицейский покосился на них и смущенно хмыкнул. – Кто-то же там стоял, – повторил он чуть спокойнее. – Боковое зрение у меня порой острее прямого. Я ясно видел.

– Да, стояли, – я тоже немного успокоился. – Стояли. Трое или четверо мужчин, и ни один из них, уж поверьте, никак не мог вам напомнить ни госпожу Бротман, ни госпожу Ландау!

– Но как же так… – озадаченно пробормотал Холберг. – По крайней мере, одно из лиц мне определенно показалось знакомым…

– Один из них действительно мог показаться знакомым! – заявил я с поразившей меня самого запальчивостью. – Но не вам, Холберг, а мне! Потому что его действительно знаю! Некий господин Леви, из Марселя.