Она стояла в гостиной Стеклянного Дома, и одновременно, она лежала на полу, ее голова повернулась в сторону, руки раскинуты в стороны. Ее волосы закрывали лицо. Ее глаза были открыты.

Это была прежняя Клер. Прежняя Клер лежала там мертвая.

Новая Клер стояла над ней, чувствуя себя немного странно из-за всего этого, но не… не печальной. Не испуганной. Просто заинтересованной. Кот в коробке, подумала она. Я — и то и другое одновременно. Мирнин был бы очарован.

Теперь она слышала что-то. Слабый гул, как электричество… нет, вибрация. Клер сосредоточилась на ней, и поняла, что это был голос.

Это был голос Евы, становящийся слышным, когда она спускалась по лестнице. Приглушенный, потому что она растирала голову полотенцем. — …действительно, выливаясь там, — говорила она. Голос Евы изменился, но по-прежнему был узнаваем. Он звенел и эхом отражался здесь, в этом не-месте, которое заняла Клер. — Я не думаю, что это ослабеет в ближайшее время. Мальчики должны вернуться через пару минут, они не ушли слишком далеко. — Она добралась до основания лестницы, и позволила полотенцу соскользнуть вниз, повесив его на шею. Она несла еще одно, аккуратно сложенное. — Клер? Ты на кухне? Захвати Колу для меня!

Ева пошла в том направлении, и Клер подумала «Мне так жаль». Это будет тяжело. Очень тяжело.

Сначала она подумала, что Ева пройдет мимо нее — тело Клер было за диваном, видимое лишь под углом. Но была тонкая струйка воды, бегущая от мокрой одежды Прежней Клер, как миниатюрный поток, и Ева поскользнулась на нем, сохраняя равновесие, и, когда она наклонилась, чтобы вытереть его, она заняла как раз нужный угол, чтобы увидеть ноги Клер.

Ева медленно выпрямилась. — Медвежонок Клер? — Ее голос звучал тихо, затаив дыхание. — О Боже, ты снова вырубилась. Я знала, что нужно было отвезти тебя в больницу. Черт, черт, черт… — Она полезла в сумку на столе и вытащила батончик. — У меня есть сахар — это просто низкий уровень сахара в крови, с тобой все будет в порядке…

Ева оттолкнула стул в сторону и опустилась на колени сбоку от Прежней Клер с батончиком. Она начала переворачивать ее, и как она это сделала, голова Клер повернулась слегка… неправильно, очень неправильно.

Ева увидела ее открытые глаза. Ее пустые открытые глаза.

Она замерла: — Клер?

Новая Клер присела рядом с Евой. Я здесь, сказала она. Не бойся.

Ева не могла ее слышать, и ее взгляд был прикован к телу Прежней Клер. Шокированный. Не верящий. — Клер? — Это прозвучало тихо и жалостливо, дрожащим от страха голосом. Ева нащупала пульс. — Клер! — На этот раз, это был крик, громкий и ужасный крик.

Остановись, сказала Клер, но это не помогло — она была не в состоянии сказать Еве, что все в порядке. Это было не так, на самом деле — это ее тело лежало там. Она умерла. Нет, она была убита, тихо, без свидетелей. И теперь она вынуждена была беспомощно наблюдать, в то время как Ева осознавала всё это.

Ева ахнула, белая как бумага под готическим макияжем, а потом попыталась успокоиться. Она уложила ровно тело Клер, открыла рот, и выдохнула в ее тело. Клер наблюдала, как ее старая грудь раздулась, затем опустилась. Ева лихорадочно пересчитала ребра и положила руку на грудь Клер, накрыв другой рукой, и стала надавливать, пять резких движений. Затем еще один вдох. Потом еще пять нажатий. Вдох.

«Перестань», произнесла Клер. «Ева, пожалуйста! Остановись!»

Она не могла заставить Еву слышать ее. Не могла заставить ее понять что это бесполезно.