Она помолчала, потом выдохнула:

– Ступай…

Младина хотела поклониться и идти прочь, но не могла двинуться. Что-то вокруг неуловимо изменилось, и она обнаружила, что стоит посреди поляны, где и нет никакой избы. Стоит, сжимая в руке что-то маленькое, легкое, мягкое…

А луна по-старому сияла над лесом, и Младина не могла оторвать от нее глаз; ей мерещилось там уже знакомое лицо с опущенными веками и волнами серебряных волос. С трудом пошевелившись, она подняла руку, разжала пальцы.

На ладони ее лежало птичье перо – скорее всего, сокола. А душу все так же заливало томительное желание любви, ожидание встречи – то, что она уже испытывала, но во много раз сильнее. Теперь она знала, чье это желание на самом деле.

Но как же она теперь отсюда выберется? Младина в недоумении огляделась: она понятия не имела, где находится, сюда ее привело лунное полотно, и она совершенно не замечала дороги. В какой стороне Заломичи или избушка Угляны?

Да что Заломичи – знать бы, в какой стороне выход в Явь, если сейчас она в Нави?

Под березами мелькнуло что-то живое, и в полосу лунного света тихо ступила белая волчица с желтыми глазами.

Волк! От испуга Младина попятилась, прижала руку к груди. Вспомнилось, чему учат: если встретится волк, надо вслух позвать троих из умерших предков, и тогда зверь не тронет. Лебедица говорила, что звать надо только дедов-мужчин, а в роду матери, у Бебряков, считали, что и умерших бабок можно…

У Младины дрогнули губы: она хотела назвать имя кого-то из предков, но вдруг поняла, что ни одного не помнит! В памяти зияла жуткая пустота. Она сделала еще одно внутреннее усилие, и вдруг…

– Ратислав… – само собой слетело с губ.

Младина испугалась: что она несет? Какой Ратислав, она сама слышит это имя в первый раз! А следом пришли еще:

– Богомер… Вершислав…

Младина стиснула зубы, даже прижала ко рту ладонь, будто хотела помешать себе говорить. Какой еще Вершислав! В ее предках нет такого, она его не знает! «Ну же! – мысленно приказала она себе. – Опомнись! Вспомни, какого ты рода!» Забыть имена предков – то же самое, что внезапно разучиться ходить, жевать, дышать…

«Будогость, – снисходительно подсказала память, и Младина поняла, что ей стали называть предков по другой линии, раз уж, дескать, прежняя не нравится. – Поборислав… Державец…»

Не произнося ни звука, Младина в отчаянии смотрела на волчицу. Если бы звери умели смеяться, она бы сказала, что волчица усмехнулась. А потом попятилась, тряхнула головой, приглашая за собой…

Угляна вышла за порог избушки и встала, придерживая дверь и чутко вслушиваясь в звуки ночного леса. Все было тихо, но волхвита настороженно ждала. Эта ночь много значила для нее: сегодня будет подведен итог многих прошедших лет.

На краю опушки шевельнулась крупная тень, и из тьмы неслышно выдвинулось нечто большое, мохнатое. Лунный свет выхватил из мрака взъерошенную шерсть, оскаленные волчьи зубы…

– Ну, что? – с живым беспокойством и даже удивлением окликнула Угляна. – Где она?

– Потерял я ее, – глухо, почти неразборчиво отозвался человек-волк, подходя ближе.

– Как – потерял? – Едва веря своим ушам, Угляна сделала несколько шагов ему навстречу. – Ты брат, и потерял? Да как такое может быть? Иголка она, что ли?

– Да сам не знаю, – с досадой прорычал тот. – Шел за ней, луна, видно все, а… и вдруг нету! Я туда, сюда – нету!

– Ой, боги мои! – Угляна закрыла лицо ладонями и горестно помотала головой.