Это был лист почтовой бумаги, плотный, белого цвета, еще довоенного производства, с вензелем в верхней части, увенчанным гребнем в виде креста с зубчатыми краями.
— Ничего себе, — сказала мисс Босток. — Поместье Анкретон. Это… Ничего себе!
Мисс Босток была из тех, кто всегда читает письма вслух.
«Мисс Агата Трой (миссис Родерик Аллейн)
Тэтлерз-Эн-Хаус
Боссикот, Бакингэмпшир
Уважаемая мадам!
Обращаюсь к Вам от имени своего тестя, сэра Генри Анкреда, который хотел, чтобы Вы написали его портрет в костюме Макбета. Портрет, размером шесть на четыре фута, будет висеть в центральном холле особняка Анкретон. Будучи нездоров, мой тесть желал бы позировать здесь и приглашает вас приехать в субботу, 17 ноября, и пробыть здесь столько, сколько понадобится для завершения работы. По его мнению, это займет примерно неделю. Он будет признателен, если Вы телеграфно известите, интересует ли Вас его предложение, а также укажете размер гонорара.
Искренне Ваша,
— Вот нахал! — не удержалась мисс Босток.
Трой усмехнулась.
— Ты наверняка обратила внимание, что мне предлагают сварганить картину шесть на четыре за семь дней. Интересно, а дорисовать трех ведьм и окровавленного ребенка тоже придется?
— Ты уже ответила?
— Пока нет, — пробормотала Трой.
— А ведь отправлено оно шесть дней назад, — строго сказала мисс Босток.
— Знаю. Моя вина. Как сформулировать в телеграмме: «Глубоко сожалею чужих домах картин не пишу»?
Кэти Босток помолчала, поглаживая своими короткими сильными пальцами вензель с крестом.
— А я думала, что такие штуковины бывают только у пэров, — заметила она.
— Видишь, тут крест с окончанием в виде якоря. Отсюда, наверное, и Анкред.
— А, все понятно! — воскликнула Кэти, потирая нос пальцем в голубой краске. — Забавно.
— Что забавно?
— Ты ведь вроде делала декорации для одной постановки «Макбета»?
— Ну да. Точно, поэтому обо мне и вспомнили.
— Боже милосердный! Помнишь, — продолжала мисс Босток, — мы видели его в этом спектакле? Ты, Родерик и я? Нас Батгейты пригласили. Еще до войны дело было.
— Конечно, — кивнула Трой. — Он играл бесподобно, верно?
— Верно, и больше того, он выглядел бесподобно. Что за череп! Трой, помнишь, мы говорили…
— Говорили. Слушай, Кэти, ты, часом, не хочешь сказать…
— Нет, нет, конечно, нет. Во имя всего святого, нет! Но чудно все-таки, ведь мы тогда сразу согласились, что здорово было бы написать его в эдакой величественной манере. На фоне задника, который выкроили из твоей декорации, — плывущие облака и грубая черная стена замка. Сама фигура расплывчатая, в плаще.
— Вряд ли бы это его обрадовало. Старый господин, он, наверное, предпочел бы появиться в лучах света, и выражение чтобы подобающее было. Ладно, надо послать телеграмму. Ах, будь оно неладно! — вздохнула Трой. — Хорошо бы все же чем-нибудь заняться.
Мисс Босток хмуро посмотрела на Трой. Четыре года напряженной работы над плакатами для армии, а затем такой же и, пожалуй, требующей еще большей дисциплины работы в комитете ООН по оказанию помощи и реабилитации оказались, похоже, большим испытанием для ее подруги. Она исхудала, сделалась немного раздражительна. Наверное, было бы лучше, если б она могла побольше писать, подумалось Кэти. Мисс Босток не считала цветные карты, пусть самые необычные, компенсацией за отказ от чистого искусства. Четыре года без живописи и без мужа. |