– Боль всесильна и всеобъемлюща. – Дэмьен зубами коснулся ее шеи. – Рождение – это боль. Смерть – это боль. И красота – это боль.

– Люби меня, Дэмьен, – все еще бормотала Кейт, едва осознавая, что эти слова уже не имели никакого значения.

– Я дам тебе мою боль, ибо любовь – это тоже боль… Кейт обхватила руками свою голову, пытаясь не слышать его слов, лицо ее исказилось, но она не могла уйти от его рук, вцепившихся ей в спину, от его ногтей, вонзившихся в кожу.

– Яви ей настоящую боль, отец, – крикнул Дэмьен. – Не мелкие уколы повседневного страдания, а подлинную святую боль истязания…

И Кейт сдалась. Она уже не слышала его слов, а только выкрикивала что-то вместе с ним, и скоро вопли ее смешались с торжествующим воем зверя.

Было еще темно, когда Кейт проснулась. Она инстинктивно потянулась к Дэмьену, но его не оказалось рядом. Кейт выскользнула из постели и пробралась к двери. В зеркале она разглядела, как исцарапано ее тело; синяки и кровоподтеки покрывали спину, шею и руки. Кейт вздрогнула и отшатнулась. Накинув рубашку, она выскочила в коридор и шепотом позвала Дэмьена, но овета не последовало. Ее окружала тьма. На цыпочках она миновала галерею, заглянула в холл.

Через какое-то время она набрела на часовню, толкнула дверь и разглядела белеющее в полумраке тело Христа гвоздями приколоченного к кресту. Кейт вздрогнула, увидев эту фигуру, ее охватил ужас, но всмотревшись, она заметила Дэмьена. Обнаженный и скрюченный, он спал у подножия креста. Колени его были подтянуты к подбородку, и он обхватил их руками.

– Дэмьен? – прошептала Кейт, но тот даже не шелохнулся. Она бесшумно подкралась к нему и, склонившись, слегка коснулась его спины. Он замерз. Кейт протянула руку и погладила его волосы, а потом опять взглянула на крест. Когда она вновь опустила глаза, то увидела под раздвинутыми волосами метку. Это была метка зверя.

666.

Прикрыв глаза, Кейт застыла на месте. Потом поднялась и направилась к двери. Она ни разу не оглянулась. Слезы ручьем лились по лицу и скатывались ей на грудь.

Когда она вышла, Дэмьен открыл глаза, отсвечивающие желтым пламенем.

Никто даже не пытался соблюсти формальности. – Торн заплатил Шредеру? – задал первый вопрос один из них. – Извините, господа, – проворчал Дин, проталкиваясь сквозь плотные ряды репортеров и нажимая кнопку лифта. – Я не собираюсь давать никаких комментариев.

– Почему мы не можем видеть посла?

– Потому, что в настоящее время его нет на месте. – Дин все еще пробивался к дверям лифта.

– А где же он? Ответа так и не последовало. Дверцы лифта раздвинулись, и Дин с облегчением вошел в него, отирая со лба пот.

На пороге своего кабинета Дин остолбенел, заметив за письменным столом Дэмьена.

– Я думал, ты дома, – растерянно протянул он. Дэмьен не ответил. – Пресса переполошилась в связи с заявлением Шредера. Надеюсь, мне удастся удержать толпу, пока ты переговоришь с Бухером, но…

– Что вчера делал де Карло в твоем доме? – Вопрос был задан бесцветным голосом, лицо ничего не выражало.

– Кто? – Недоумение Дина было искренним. – Кто такой, черт побери, этот де Карло?

Ярость овладела Дэмьеном. Он медленно поднялся и пристально посмотрел на Дина.

– Скажи мне правду. Дин пожал плечами. Что он мог сказать? Во взгляде Дэмьена мелькнуло отвращение. Не отводя глаз, он крикнул: «Питер!» Открылась боковая дверь, и на пороге появился мальчик. Как сомнамбула, он постоял некоторое время в дверях, затем, странно волоча ноги продвинулся вперед.