Она объясняла все тем, что сейчас их жизнь зависела от прихотей этого безумца, турецкого султана. К тому же Ричард считал себя виноватым перед ней. Джинни была уверена, что он многое от нее скрывает, не желая ее расстраивать, а потому часто плакала, стыдясь своих слез. Джинни искала удобного случая, чтобы сказать Ричарду о своей беременности, и даже бессознательно злилась на него за то, что он сам еще этого не понял.

Зато он по-прежнему считал ее прекрасной.

— Ты все так же красива, и мне следует увезти тебя отсюда как можно скорее. Я обязательно это сделаю. — Потом без всякого перехода заметил: — Я сегодня видел генерала Игнатьева, русского посла.

Джинни изумилась.

— Я сказал ему, что ты здесь, — вздохнул Ричард, — это может оказаться полезным, если… — Он осекся, потом продолжал: — Он тоже друг султана; тот доверяет ему больше, чем англичанам и французам.

Почему Ричард вдруг рассказал русскому посланнику о том, что она здесь? Конечно, он мог просто упомянуть об этом случайно, но…

Чего боится Ричард? Что может случиться? Он осторожно положил ее на постель и начал нежно ласкать ее.

— Для меня счастье — доставлять тебе наслаждение… Она это знала, но что он сам при этом испытывал?

Джинни почувствовала стыд — ведь она никогда и ничем не платила ему за его заботу, поглощенная лишь своими ощущениями.

«Какая же я эгоистка!» — сокрушенно подумала Джинни и протянула к нему руку. Однако он отстранился.

— Ричард…

— Не надо. Ты не одалиска и не рабыня, которая должна доставлять удовольствие. Ты моя прекрасная возлюбленная, и позволь мне боготворить и любить тебя, дорогая, как ты того заслуживаешь.

На следующий день, после полудня, к Джинни явился посетитель. Горничная только что закончила причесывать ее и взяла в руки флакон с духами, когда в дверях появился евнух и дрожащим голосом объявил о прибытии гостьи — матери султана. Флакон выпал из рук Фатимы.

— Вы должны выказать почтение, миледи, — торопливо прошептала она.

Джинни сделала реверанс.

— Вы говорите по-французски? — Сама султанша говорила по-французски с таким ужасным акцентом, что Джинни едва понимала ее. Однако она кивнула, боясь обидеть султаншу. — Прекрасно, значит, мы сможем побеседовать.

Что же ей теперь делать? Предложить что-нибудь освежающее? Она не знала турецкого этикета, а Ричард не подготовил ее к этому визиту. Может, лучше признаться в своей неосведомленности?

Джинни извинилась за то, что не подготовилась к приему столь высокой гостьи и не знает, как принято вести себя в подобных случаях.

— Итак, вы, слепая женщина, жена эфенди Тиндэйла, чье настоящее имя Фуад? Вы вступили в брак по законам ислама?

Да как она смеет задавать ей такие вопросы! Джинни холодно ответила:

— Да, мы вступили в брак на Крите по мусульманским законам. И я… я пока ничего не вижу, хотя мой муж уверяет, что это не навсегда. Могу я предложить вам что-нибудь освежающее?

— Позднее. Мы с дочерью принесли с собой сладости. Для нас все готовят особым образом, но вы, разумеется, не знали об этом.

Другой голос, принадлежавший явно молодой женщине, произнес:

— Мы с матерью пришли сюда, потому что я пожелала вас видеть. Когда я переселюсь в эти покои, здесь хватит места для всех моих рабынь и для вас тоже.

— Что? — не веря своим ушам, спросила Джинни.

— А, ну конечно, он еще не сказал вам об этом. Мой сын, султан, решил это совсем недавно, — спокойно заговорила старуха. — Моя дочь Гульбегар — любимая сестра султана, а потому она до сих пор не замужем.